— Весьма извилистое рассуждение! — заметил Элиазар. — Не лучше ли дать им денег, пускай вставят стекла и укрепят балкон. Так бы вы и в долгу не остались, и лишнего не потратили.

Паулюс собрался ответить, но в эту минуту из дома с громкой руганью выскочила могучая фризка [19] , увенчанная бельевой корзиной. Увидев ее, какой-то старичок, который подглядывал из-за ограды, робко попятился, а другие зеваки разбрелись кто куда.

— Ишь, церберша! — шепнул младший Берестейн. — Вид у нее суровый! Бежим?

— Наоборот, спокойно идем ей навстречу. Нас ждут…

И на потном лице ректора расцвела такая улыбка, что складки жира сдвинулись к ушам.

— Кто ждет?

— Ван Деруики пригласили нас на ужин!

Приглашение было отправлено регенту три дня назад, и, как только посыльный вернулся с известием, что господин ван Берестейн с сыном непременно будут, семья начала готовиться. Хотелось принять гостей как можно лучше — и, правду сказать, Виллем (хотя это было ему и несвойственно, и не по средствам, да и не бытовала в их краях подобная роскошь) истратил на прием куда больше, чем когда-то Корнелис — на крестины своего первенца.

— А ты уверен, что ректор стоит таких денег? — забеспокоился Яспер при виде горы счетов, которая все росла.

— Не знаю, стоит ли, но оценить — оценит.

— Да разве он почувствует благодарность? Сам ведь, небось, только на серебре ужинает!

— Даже если не почувствует, мы обязаны сделать все именно так. Некоторые цветы распускаются лишь при ярком солнце — вот и дворянам необходимы пышность и роскошь, без этого они чахнут!

— Я не уверен, что…

— Довольно, Яспер! Ты знаешь, какие надежды я возлагаю на этот ужин, так что прошу тебя принять ректора как Божьего посланца на земле, не жалея времени и не скупясь на улыбки. Если не хочешь постараться ради меня, сделай это ради отца!

Просьба старшего брата была исполнена. Сиденья восьми имевшихся в доме стульев накрыли большими кожаными подушками, кроме того, в дом была доставлена мраморная скамья: все это Деруики взяли до завтра напрокат. Немногочисленные картины Петра облагородила бархатными занавесками, а всю гостиную — разложенными тут и там салфеточками, на стол поставили низкие широкие чаши с водой и мисочки для ополаскивания пальцев, запасли вдоволь вина и анисового печенья… Подоконники, по разумному предложению Харриет, украсили букетами, и дурманящие ароматы цветов заглушали запах подмаренника из бельевого шкафа. Фриде пришлось потрудиться: кроме уборки и готовки, ей поручили еще и выложить разноцветным песком на полу в прихожей адресованное гостям любезное приветствие: «Welkom bij ons huis! Добро пожаловать в наш дом!» — а это оказалась работка не из простых…

Первым делом, едва войдя в дом, Элиазар наступил на буквы и смешал их, чем сразу же заслужил нелюбовь служанки. Еще сильнее Фрида невзлюбила младшего Берестейна, когда тот отказался сменить уличную обувь на соломенные туфли без задников, а потом, оказавшись в гостиной, так неуклюже полез к огню, что одно полено выкатилось на ковер.

— Да уж, сынок у меня… — весело заметил Паулюс.

Но засмеяться никто не посмел, хотя Петра очень вовремя оглушительно чихнула.

Надо сказать, сестры Деруик с первого же взгляда на наследника ректора поняли, с кем имеют дело. Стоило Петре и Харриет увидеть его искривленную спину, вздутый живот и профиль в виде полумесяца — выдающийся вперед подбородок тянулся кверху, к скошенному лбу, — девушкам стало ясно, что перед ними — один из тех вечных холостяков, которых зовут в компанию, чтобы петь или пить, но которых ни одна красотка не возьмет ни в мужья, ни в любовники. Если до прихода Берестейнов Петра, уже вошедшая в возраст, когда подыскивают себе женихов, и подумывала о сыне ректора, то при виде гостя ее мечты тотчас развеялись. «Никогда не пойду за такого урода!» — сразу же решила она, и ее сильно задело, когда Виллем, представляя Берестейнам членов своей семьи, сказал: «А это моя сестра Петра, девица на выданье…» Возражать брату Петра не стала, но, когда ректорский отпрыск склонился над ее затянутой в перчатку рукой, руку отдернула, а немногим позже, расспрашивая Паулюса о его кучере, объявила, что тот — настоящий красавец и весьма любезен в обхождении. Элиазар ее словам обрадовался, и девушка из этого сделала вывод, что он не только урод, но еще и глуп как пробка.

Ужин начался весьма благопристойно. В тот день аппетит у регента особенно разыгрался, а вдохновение пропало, и он полностью сосредоточился на перченой утрехтской колбасе. Возможно, от него ни словечка так бы и не услышали за весь вечер, если бы Виллем, которому хотелось все-таки окупить расходы, не начал разговор сам и самым странным образом: извлек из кармана камзола завернутую во много слоев атласа луковицу тюльпана, развернул ее и поднял на ладони.

— Это ведь Admirael Van Engeland, не правда ли, отец? — гордо произнес Элиазар. — Прикинув на глаз, я бы сказал, что луковица весит от ста тридцати до ста сорока гранов. Правильно?

Паулюс одобрительно похлопал сына по плечу.

— Вот уж в чем Элиазар разбирается, в том разбирается! Не знаю, каким чудом ему удается различать луковицы тюльпанов, на мой взгляд, они все одинаковы, да еще как две капли воды похожи на луковицы нарциссов, крокусов или гиацинтов — поди отличи! Ты прав, сынок, это и впрямь луковица Admirael Van Engeland, которую я подарил нашему другу.

Польщенный Элиазар тихонько присвистнул, и соседка сочла его поведение довольно неприличным.

— Ваш сын тоже любитель тюльпанов? — вежливо осведомился Яспер.

— Элиазар? Он-то настоящий знаток! Мои познания, правду сказать, не идут дальше того, как выращивать цветы и как ими торговать, да и в этом сын давно меня превзошел. Все доходы, которые наша семья извлекает из тюльпанов — его заслуга. Именно он в первую очередь покупает их и продает, он же следит за тем, чтобы содержались в порядке наши песчаные участки вокруг Харлема, где они растут в изобилии.

— Стало быть, у вас есть поля, и вы их возделываете?