– А мне с тобой говорить совсем незачем. Пусти-ка лучше и убирайся. И никогда больше не приходи.

– Ты слышала о моей… моей жене?

Бэннер сбросила дрова на веранду и повернулась к Грейди. О пожаре, в котором погибли Ванда и Догги Бернс, много говорили в городе на следующий день после праздника. Джейк рассказал ей о нем, когда вернулся из поездки в Ларсен. Это было две недели назад.

– Мне было очень жаль, когда я узнала о ней. Она погибла трагически, но ко мне это не имеет никакого отношения.

– Имеет, Бэннер! – с жаром воскликнул Грейди. – Я хочу с тобой поговорить, объясниться. Но никак не подворачивался случай. Это несправедливо, правда?

– То, что ты сделал, тоже несправедливо. А теперь извини. Мне пора готовить ужин. – Бэннер вошла в дверь и обернулась, чтобы ее закрыть. Но прежде сказала: – Я не хочу тебя видеть. Больше не приходи.

Грейди привязал лошадь с другой стороны кораля. Поэтому-то Бэннер, проходя через двор, не заметила ее. Теперь же из окна гостиной она видела, как он отъехал и скрылся из виду. По телу пробежала дрожь. Вытерев мокрые руки о штанины, она пошла в кухню готовить ужин.

Бэннер решила не рассказывать Джейку о визите Грейди. Это его только разозлит. После барбекю они держались друг с другом вежливо, но скованно. Она не сдержала свой обет оставлять Джейку поднос с едой на веранде, но каждый вечер, едва закончив ужин, он ехал в город. Ей не хотелось думать о том, куда он направлялся. В салун? К Доре Ли? Но она не засыпала до его возвращения.

По крайней мере, между ними воцарилось мирное сосуществование. Появление Грейди не стоило того, чтобы распалять гнев Джейка. Почему-то она была уверена, что у Грейди не хватит пороху вернуться.

Но он вернулся. И уже на следующий день. Примерно в то же самое время. Позже Бэннер спрашивала себя: может быть, он нарочно рассчитал свои визиты так, чтобы застать ее одну, потому что знал, что мужчины в это время работают далеко от дома? На этот раз он постучал в заднюю дверь. Она открыла. В руках он держал букет цветов.

Она взглянула на цветы, но не протянула за ними руку.

– Я тебе велела больше не приходить.

– Можно войти?

– Нельзя. Уходи, Грейди. По-моему, я ясно сказала…

– Пожалуйста, Бэннер. Прошу тебя.

Она внимательно вгляделась в него. Он изменился. Его лицо уже не было по-мальчишески смазливым, безмятежно ясным, открытым и честным. В уголках рта и в глазах сквозила усталость, которой она раньше не замечала. Он осунулся. Перемены были еле уловимыми, но несомненными.

Жалость тронула сердце Бэннер. Может быть, Грейди страдал так же, как она? Вряд ли. Мужчины после таких скандалов выходят сухими из воды. Так сказала Лидия.

Что заставило ее впустить его? Может, жалость, а может, решимость доказать, что она его не боится. Грейди широко перешагнул через порог. Бэннер не предложила ему сесть. Он неуклюже вертел в руках букет, потом положил его на стол и произнес:

– Я понимаю, ты меня ненавидишь.

– Ничуть. У меня нет к тебе никаких чувств, ни хороших, ни плохих. Все чувства умерли в тот миг, когда я узнала, что ты мне неверен.

Грейди разглядывал свои ботинки. Черт бы ее побрал. Ему осточертело изображать жалкого подхалима и приползать к ней, как кающийся грешник. Он не моргнув глазом отправил бы всех Коулмэнов прямой дорогой в преисподнюю. Но они могут ему пригодиться позже. Последние две недели были худшими в его жизни.

Прежде всего ему пришлось притвориться, что пожар, разрушивший жилище Бернсов и погубивший его жену и тестя, потряс его и вверг в тоску. Потом навалился кошмар следствия. Все обернулось так, как он и рассчитывал. Пожар был признан несчастным случаем, но Грейди не нравились косые взгляды, которые бросали на него шериф и жители городка.

Ему нужен был союз с могущественными Коулмэнами. Если он восстановит отношения с ними, в городе его снова примут. Его предприятие продолжает процветать, у него единственные в округе лесопилка и лесной склад, но люди с недавних пор перестали его уважать. В их глазах читалось презрение.

И, черт возьми, ему были нужны обширные леса, которыми теперь владела Бэннер Коулмэн. Чтобы заполучить их, придется перешагнуть через унижение. Он должен ей показать, что совсем пал духом. Женщины любят прощать. Они не могут устоять, если появляется случай показать превосходство над мужчиной. Грейди мог поспорить, что Бэннер не исключение.

– То, что случилось в церкви, было ужасно. Мне за тебя было даже тяжелее, чем за себя, потому что я понимал, что тебе приходится переживать, знал, что ты обо мне думаешь.

– Ты опозорил меня и мою семью перед всем округом.

– Знаю.

– Такие вещи я не прощаю!

– Надеюсь, простишь, – прочувствованно сказал Грейди. – Когда я наконец смогу тебе все объяснить о Ванде.

– Мне не нужны твои объяснения. Давай простимся, и уходи.

– Пожалуйста, Бэннер. Выслушай меня. – Грейди облизал губы и шагнул вперед, умоляюще раскинув руки. – Мне ужасно тяжело думать о том, как они погибли, ребенок и остальные. Но… но я чувствую себя как человек, которого приговорили к пожизненному заключению и вдруг выпустили на свободу. Ты ведь понимаешь, что такая девица, как Ванда, ничего для меня не значит.