Смерть в лабиринте

Аннотация

В курортном поселке работает аттракцион – лабиринт с пластиковыми стенами. Территория незначительная – с волейбольную площадку. Тем более странно, что в этом скоромном лабиринте один за другим исчезают люди. Журналист Жаров откликается на просьбу своего друга, хозяина аттракциона, и лично обыскивает каждый закоулок лабиринта. Пропавшие посетители не найдены, зато обнаружен труп… Теперь дело попадает в руки следователю Пилипенко: за этими загадочными исчезновениями, которые журналист уже готов объяснить теорией разрыва пространства-времени, сыщик обнаруживает конкретную историю, кровавую и страшную, вполне в духе времени, связанную с действием определенных сил.

На обложке: памятник Шерлоку Холмсу в Лондоне работы Джона Даблдея. Жанровая картинка: Стоунхендж (кромлех) на Солсберийской равнине в графстве Уилтшир (Англия). Когда Жаров услышал в телефонной трубке взволнованный голос, он не сразу понял, что это звонит Пятаков, его коллега-бизнесмен. Впрочем, коллегой назвать его можно было с натяжкой: слишком уж разные у них бизнесы – Жаров владел частной газетой в Ялте, а Пятаков – аттракционом в Гурзуфе. Но все же, нечто общее в их интересах было: и Виктор Жаров, и Андрей Пятаков увлекались проблемами неведомого. Пятаков иногда заезжал к Жарову в редакцию и даже уже тиснул в «Крымский криминальный курьер» три небольших статьи об инопланетянах, а также – одну информашку о призраке гурзуфского лабиринта. Голый призрак лабиринта, он же – пьяный призрак, занимался тем, что бегал по лабиринту Пятакова в соответствующем виде, выскакивал из-за углов и пугал заблудившихся женщин. Самое смешное, что его поймали только на третий день с начала его деятельности. Лабиринт был действительно запутанный, а голый призрак умудрялся менять имидж. Он входил в лабиринт одетым, где-то в закоулках раздевался, делал свое мрачное дело, а потом снова одевался и преспокойно выходил, похожий на обыкновенного гражданина. Жаров поймал его своими руками, найдя и стащив сложенную им одежду, и только потом сдал следователю Пилипенке, который, в нарушение всяких законов, основательно отшлепал голыша. Прямо из милиции парня со всеми почестями препроводили в Симферопольский дурдом. Результатом всего этого и была небольшая информашка в разделе происшествий жаровской газеты. – Ну, что там у тебя? – поинтересовался Жаров у Пятакова, который звонил из Гурзуфа запыхавшимся голосом. – Опять голый призрак? – Хуже, – сказал Пятаков. – Призрак одетый? – Нет. Кажется, это, наконец, серьезно. Дело в том, что сегодня утром у меня в лабиринте исчез человек. * * * То, что рассказал Пятаков, не могло не озадачить журналиста. Он вышел из редакции, с грустью посмотрел на свой старенький «Пежо», стоящий под плоской кровлей ливанского кедра. Дерево изрядно линяло и засыпало крышу и капот скрученной сухой хвоей. Нет, не хотелось садиться за руль и крутиться по гурзуфскому серпантину. К тому же, встреча с приятелем могла закончиться небольшой импровизированной пьянкой: тогда машину придется бросить в Гурзуфе или поручить эвакуаторам… Жаров выбрался дворами на Боткинскую и поймал такси. По словам Пятакова, получалось, будто некий курортник вошел сегодня утром в лабиринт и не вышел обратно. Девушка, бывшая с ним, преодолела лабиринт и ждала его на лавочке. Когда это ей надоело, она обратилась к Пятакову, который сидел на кассе своего лабиринта. Тот отправился на поиски, прошел все закоулки сооружения, но заблудшего так и не нашел. Пластиковые стены были невредимы, перелезть через них он тоже не мог, иначе бы просто завалил тонкую стену, как это сделал голый призрак, пытаясь спастись от Жарова. Девушка решила, что она просто умудрилась ненароком прикорнуть на солнышке. Парень же либо не заметил ее, когда вышел из лабиринта, либо просто решил смыться. И разъяренная подруга кинулась в гостиницу. Это была не подруга, в обычном смысле, а профессиональная спутница. С ними заключают контракт на период отдыха. Ей пришло в голову, что смышленый курортник просто решил кинуть ее, не заплатив чаевых. Машина спустилась в Гурзуф по старой дороге, мимо беседки Эхо, и выехала прямо к лабиринту. Пятаков сидел за кассой, вид его был растерянный. – Я все понял, – сказал Жаров, пожав приятелю руку. – С девушкой-компаньонкой вовсе не случился солнечный удар. Это не она пропустила парня из лабиринта, а ты. Пока ты ходил, искал его, он спокойно вышел, очистил твою кассу и смотался. Девушка с ним заодно, только и всего. – Нет, – сказал Пятаков. – Я запер кассу. Потом даже проверил все вещи. Конечно, я сам сперва подумал то же, что и ты. Жаров огляделся. Перед ним была белая стена лабиринта, дальше в перспективе – перила, обозначающие вход. Жаров стукнул кулаком по стене, та зашаталась. – Поосторожнее! – крикнул сердито Пятаков. – Ремонт одного поврежденного блока стоит чуть ли не недельной прибыли от лабиринта. Перелезть такую стену труднее, чем сетку рабица: стена того и гляди, крякнет под тобой, и ты повиснешь, изрезавшись об ее осколки. – В лабиринте нет складной лестницы? – Да нет, зачем она? – Человек не выходил, – рассуждал Жаров. – Вывод может быть только один. Он до сих пор в лабиринте. – Но я прошел лабиринт от и до! Его нет. – Следовательно, он все время шел впереди тебя. Заслышав, как ты идешь, он постоянно сворачивал за угол. – Это невозможно, – со значением усмехнулся Пятаков. – Чтобы проделать такое, надо иметь на руках план лабиринта. – Так значит, у него был план лабиринта. Пятаков покачал головой, загадочно улыбаясь. – Этого не может быть. Если он и скрывался от меня, то действовал не по плану, а как-то иначе. Только одного не могу понять: зачем ему это нужно? – А вот это я сейчас выясню, – бодро сказал Жаров. – В лабиринте есть посетители? – Нет. Сам понимаешь, еще не сезон… Жаров улыбнулся. Затея с лабиринтом в Гурзуфе концептуально казалась ему сомнительной. Эх, прогорит Пятаков к октябрю, и придется ему прятаться от кредиторов где-нибудь в глубине своего лабиринта… Жаров уже дошел до входа, но Пятаков окликнула его: – Стой! Ты что – собрался искать курортника в лабиринте? – Ну да. – Ты серьезно думаешь, что сам не заблудишься? Жаров оглядел лабиринт от угла до угла. Это был прямоугольник где-то двадцать на десять метров, немногим больше волейбольной площадки. Вдруг его взяла оторопь: а правда, что там, внутри? И насколько сложна эта система? В прошлый раз, когда он ловил голыша, его сопровождали Пятаков с электриком. Жаров еще ни разу не был в лабиринте один. Он вернулся к кассе. – Лабиринт, – назидательно произнес Пятаков, – на то и лабиринт, что в нем легко заблудиться. * * * Жаров вошел в будку, где сидел Пятаков. – Дай мне план своего лабиринта, что ли… Пятаков пожал плечами. – В том-то и дело, – хитро сказал он, – что плана нет. – Как же его строили? – удивился Жаров. – Ну, была какая-то схема сборки, она у меня где-то дома валяется. Техническая схема – не план. А плана нет. – Как же ты сам там ходишь? Пятаков хитро посмотрел на Жарова. – У лабиринта есть секрет. Любой человек может пройти лабиринт, если знает секрет. Электрик, уборщица и я – только три человека в мире его знают. Когда будешь идти, обрати внимание: над каждым перекрестком висит фонарик. В темноте я их включаю, это очень красиво. Но и сейчас видно, что фонарики разноцветные. Так вот. Если фонарик теплого цвета – желтый, оранжевый и так далее, то сворачивать надо направо. Если холодный цвет – синий, фиолетовый, лиловый – налево. А белый фонарик – прямо. Это, если ты идешь вперед, по часовой стрелке. Когда идешь назад – все наоборот. – Хорошо, – сказал Жаров. – А что будет, если пойти неправильно? Я упрусь в тупик? – Это необязательно. Может быть тупик, а может – параллельный проход. – Понятно, – сказал Жаров. – А если я собьюсь с пути? – Все равно иди, как я сказал. Только помни, как ты думаешь, что идешь – вперед или назад. Если начнешь попадать в тупики, значит, ты неправильно думаешь. Просто думай наоборот. Жарову показалось, что он усвоил информацию. Он собрался было ринуться в лабиринт, как одна мысль остановила его. – Послушай, – обратился он к хозяину аттракциона. – А как получилось, что девушка прошла лабиринт, а парень – нет? Они что же – потерялись? – Да нет! Одна из предлагаемых игр, – Пятаков кивнул на красочный плакат-памятку, – как раз и состоит в том, что двое входят в лабиринт с разных сторон. Они могут встретиться, а могут и разойтись – это как повезет. Жаров посмотрел на плакат-памятку. Серия мультяшных рисунков иллюстрировала эту увлекательную, очень полезную для курортников игру, которая называлась «Найди подружку». Веселый курортник и большеглазая курортница, оба с неправдоподобно большими головами, входят в лабиринт: он в правый проход, она – в левый. Они бродят по коридорам, аукаясь. Где-то в дебрях лабиринта они встречаются и целуются. – Значит, лабиринт нелинейный, и там, внутри, – Жаров постучал ладонью по стене, – есть много вариантов прохода? – Да сколько угодно! Так и получилось, что девушка шла, шла и вышла. А этот господин шел, шел… – Думаю, придется вызывать «скорую», – мрачно сказал Жаров. – Лежит этот господин где-нибудь в лабиринте с сердечным приступом или что-то в этом роде. Правда, какое-то смутное чувство подсказывало Жарову, что вызывать придется не «скорую», а следователя Пилипенко. Он решительно дернул свою бейсболку за козырек и быстро пошел к перилам. * * * Сразу на входе лабиринт разветвлялся на два коридора, предлагая начать путешествие либо по часовой стрелке, либо – против. Высота белой пластиковой стены была немногим более двух метров: можно было нащупать рукой ее край и даже загнуть за край пальцы. Будь эта стена прочнее, скажем, сделана из металла, то ловкий человек, да в хороших перчатках, мог бы подтянуться, сделать выход силой и вообще – покинуть лабиринт. Жаров пошел налево, хорошо понимая, что движется пока вдоль внешней стены, и прямо за ней – площадка, где расположена касса, дальше, через небольшой газон с кустарником – набережная, за ней – пляж. Первый поворот не давал выбора: Жаров двинулся направо, далее был Т-образный перекресток. Над ним висел полупрозрачный фонарь в форме ромба, внутри – бледная выключенная лампочка. Цвет фонаря был синий, значит, надо свернуть налево. Следующий перекресток был крестообразным, цвет фонаря белый, и Жаров прошел его, не сворачивая. Через какое-то время он понял, что уже не может сообразить – в какой стороне набережная. Если бы на море был шторм, то он бы сориентировался по звуку, хотя и это вряд ли: несколько параллельных пластиковых стен работали как хороший звукоизолятор, будто в музыкальной студии… Жаров шел и шел, перед глазами были только белые стены, серый пол и знойное голубое небо, нарезанное на углы. В лабиринте было светло и чисто, только на одном перекрестке валялся какой-то мусор – с ливанского кедра, росшего за наружной стеной, падала хвоя. Жаров нагнулся: среди скрученных сухих иголок валялись еще какие-то катышки… Он бездумно поднял небольшой темный шарик, размером с виноградину, запоздало сообразив, что это не что иное, как козье дерьмо. Он с отвращением зашвырнул шарик прочь и продолжил путь. Спустя три поворота он вдруг подумал: а откуда в лабиринте может быть коза? Вернулся, пытаясь выйти на то же место, но не смог… Вспомнил инструктаж Пятакова: чтобы выйти из лабиринта, надо принять какое-то направление за истинное и двигаться согласно фонарям. Жаров так и сделал, но на третьем повороте уперся в тупик. Значит, он принял неверное направление, и теперь надо при холодных фонарях сворачивать направо. Внезапно его охватил страх. В этих монотонных стенах таилось что-то зловещее, больничное, что ли… Будто и не существует больше ничего другого вокруг – ни моря, ни Аю-дага, ни города и самой стены гор, а весь мир и есть – такой вот белый, бесконечный лабиринт, где никому и не надо исчезать, потому что все и так давно исчезли… А вдруг он сейчас сам исчезнет? И куда он денется, если исчезнет? Жаров пошел быстрее, часто дыша, сердце его сильно забилось… Внезапно за поворотом открылся морской горизонт с далеким силуэтом круизного судна и чайкой, маниакально клюющей волну. Жаров вышел из лабиринта. * * * – Что? – удивился Пятаков. – Коза? Какая коза, откуда? Не может быть в моем лабиринте козы! – И, тем не менее… – сказал Жаров. – Если в лабиринт как-то незаметно попала коза, то и человек мог как войти, так и выйти. Жаров задумался. Дело даже не в том, что никакой козы не может быть в лабиринте – ее вообще не может быть здесь, в городе. Пятаков, похоже, думал о том же. Он сказал: – Теперь я точно уверен, что тут аномальная зона. Знаешь, что было на этом месте раньше? – Неужели кладбище? – спросил Жаров. Но Пятаков не успел ответить: в кассу просунулась голова посетителя. Хозяин поспешно схватил протянутую двадцатку и принялся отсчитывать сдачу. Жаров толкнул его в бок: дескать, стоит ли теперь пускать туда людей? Но Пятаков упрямо замотал головой. Его можно было понять: при таком наплыве желающих его предприятие протянет недолго… – Так о чем мы говорили? – поднял голову Пятаков, когда счастливый курортник отошел о кассы, помахивая вьющейся ленточкой билетов. – Об аномальной зоне. На этом месте раньше было… Что? Насколько я себя помню, тут всегда были Пьяные аллеи. – То-то и оно! – с жаром воскликнул Пятаков. – Какое отношение Пьяные аллеи имеют к аномальной зоне? – Самое прямое! Ведь Пьяные аллеи… Фу, черт! Чего они там не поделили, билеты, что ли? Жаров посмотрел сквозь полукруглое окошко на улицу, где двое курортников о чем-то спорили, размахивая руками. Это была будто парочка из фильма Чарли Чаплина – один большой и грузный, другой – маленький и худой. В конце концов, худой прошел через перила лабиринта, а грузный опустился на лавочку, обмахивая шляпой свое красное лицо. – Похоже, толстяк испугался идти, – со злорадством прокомментировал Пятаков. – Главное, чтобы ему в голову не пришло сдать билет обратно. Так что я говорил? – Пьяные аллеи… Лет двадцать назад на этом месте работала автоматическая пивная, где за десять копеек можно было напузырить стакан пива. Павильон был тесным, его использовали только для залива жидкости в банки или канистры, а само питие происходило на трех длинных аллеях, которые простирались вдоль набережной, с северо-востока на юго-запад, начинаясь прямо от стеклянных дверей пивной. Администрация города планировала эти аллеи как место для неторопливых прогулок трудящихся, но сам факт павильона предопределил им иное назначение. Жаров хаживал сюда еще подростком, чтобы поглазеть на настоящих хиппи. Они стекались со всей страны и весь сезон лежали на одеялах, потягивая пиво. Павильон был как раз на том месте, где сейчас стояла касса, далее, до самой танцплощадки, когда-то шли три широких асфальтированных аллеи, разделенные посадкой деревьев и кустов. В новые времена аллеи, кроме отдельных деревьев, были снесены: теперь на их месте постоянно возникали и разорялись какие-то кафе, магазинчики и аттракционы, лабиринт Пятакова был одним из них… – Вот что я думаю, – сказал Пятаков. – Пьяные аллеи существовали много лет, где-то с середины семидесятых. За это время здесь побывали сотни тысяч людей. Их энергетика не могла просто так исчезнуть. Она растворилась в самом этом месте, в этих газонах и деревьях, проникла под асфальт, в глубину земли… И теперь тут образовалась геопатогенная зона, что естественно. Вот почему здесь исчезают курортники… Эту теорию нельзя было ни доказать, ни опровергнуть, впрочем, как и любую подобную. Жарову оставалось только заметить, что курортник исчез пока только один. – Впрочем, – добавил он, – если я когда-нибудь напишу об этих событиях повесть, то непременно попрошу поставить на обложку изображение какой-нибудь аномальной зоны. – Может быть, это всего лишь начало, – проговорил Пятаков, и они оба посмотрели на грузного человека, который сидел на лавочке, в ожидании, пока его приятель пройдет лабиринт. Жаров вдруг понял, почему толстяк остался: коридоры лабиринта были узки, не более восьмидесяти сантиметров шириной. Наверное, ему показалось, что он застрянет на каком-нибудь повороте. Мысль, конечно, глупая, но всегда хочется как-то объяснить поведение другого человека… – Знаешь, что, – сказал он. – А ведь я не прошел лабиринт подчистую. Не углублялся в тупики, боялся заблудиться. Давай-ка прочешем лабиринт вдвоем: один будет ждать на перекрестках, пока другой осматривает тупики. Так и только так мы сможем с уверенностью заявить, что человек исчез. Или напротив – найти его, наконец. – И то, правда! – сказал Пятаков, которому, по его деятельному характеру, претило сидеть на одном месте. В этот момент будто солнце заглянуло в серое помещение кассы: огненно-рыжая, удивительно красивая женская головка появилась в полукруглом окошке. – В гостинице его нет, и не было! – послышался мелодичный, несмотря на раздраженные нотки, голос. Жаров понял, что это и есть та самая девушка-спутница из Симферополя, которая потеряла своего заказчика. – Я ни в чем не виноват, – сказал Пятаков. – Мы с товарищем как раз собрались сейчас снова идти на поиски. – Вы можете к нам присоединиться, – подтвердил Жаров. Девушка повела смуглым плечом, недоверчиво оглянувшись на вход в лабиринт. * * * Ее звали Ганна. Жаров представился и пожал изящную и прохладную руку. Как всегда, при виде красавицы, его посетило легкое чувство утраты – оттого, что красавица принадлежит не ему, оттого, что с красавицей, как всегда, ничего не выйдет, и даже оттого, что ничего ему от нее и не нужно, поскольку красавица, в принципе, не та… – Мы пойдем втроем, – с энтузиазмом заявил Пятаков. – На крестовых развилках один будет дежурить, а двое – исследовать тупики. Так мы пройдем очень быстро, минут за пятнадцать. Уборщица всегда оставляет корзину на развилке, как буек, чтобы подмести в тупике, – добавил он, осматривая Жарова и девушку, и будто прикидывая, кому из них больше подойдет роль корзины. Пятаков запер кассу. Увидев, что должностное лицо производит какие-то действия, краснолицый курортник вскочил с лавочки. – Вы что же – уходите? – вскричал он. – А как же мой друг? Жаров и Пятаков переглянулись. Действительно, человек, скрывшийся в лабиринте, уже должен был выйти. – Эй! – толстяк постучал по пластиковой стене. – Долго ты там? – Он вас не слышит, – миролюбиво сказал Жаров. – Эти стены плохо пропускают звук. – Вот я ему покажу звук! – воскликнул курортник и, закинув свою синюю сумку на плечо, ринулся в лабиринт. Сумка задела за угол. Толстяк с сумкой был еще меньше приспособлен к параметрам лабиринта, чем просто толстяк. У Жарова возникло неприятное чувство, что вот-вот должно случиться что-то плохое. Теперь где-то внутри лабиринта находилось уже три человека. Жаров пропустил девушку вперед, сам пошел за нею. Пятаков замыкал процессию. – Если кто-то может исчезнуть в твоем лабиринте, значит, может и появиться, – сказал Жаров, обернувшись. – Я все думаю про эту странную козу. Например, человек исчез, и появился где-то в лесу, в горах. Вместо него в лабиринте образовалась коза… Впрочем, все это ерунда какая-то. Девушка была в короткой юбке, ее стройные загорелые ноги мелькали перед глазами Жарова, словно два золотистых луча. Первый поворот прошли, не останавливаясь, на следующем, Т-образном перекрестке, Ганна развернулась и вопросительно посмотрела на Жарова. Он положил руку ей на плечо, как бы невзначай… – Подождите меня здесь, – распорядился Пятаков, направляясь в правый коридор. Через полминуты он вернулся: – Пусто. На следующем, крестообразном перекрестке он остановил девушку, сам пошел налево, Жарову указал направо. Завернув два раза за угол, он уперся в тупик. На очередном перекрестке Ганна взбунтовалась, сказала, что не хочет оставаться одна, потому что ей страшно. Пятаков согласился исполнить роль корзины-буйка, которую оставляет уборщица, а Жаров с Ганной исследовали ложный проход. Неожиданно оказалось, что и он разветвляется. Жарову пришлось уговаривать девушку постоять несколько секунд одной… Наконец, они дошли до того места, где Жаров обнаружил следы деятельности немыслимой козы. На полу была рассыпана хвоя ливанского кедра. Жаров подмигнул Пятакову: – Это валялось здесь. Тот недоверчиво поворошил носком ботинка сухие иголки. – Ничего такого не вижу, – сказал он. Жаров с изумлением осмотрел пол. То же самое место, ветка ливанского кедра простирается прямо над головой. Но никаких козьих шариков на полу нет. – Не может быть, я ж своими руками… – Жаров осекся, не желая рассказывать дальше. – Наверное, это просто другое место, – сказал Пятаков, поглядев наверх. – Ты уверен, что это точно было под веткой? Жаров кивнул. – Тогда все это более чем странно. Здесь только одно дерево. – Я мог быть в параллельном коридоре, за этой стеной, – Жаров стукнул костяшками пальцев по пластику. – Нет. Я знаю, что находится там. За стеной – коридор маршрута, который идет против часовой стрелки. Остается предположить, что эти… – Пятаков покосился на девушку. – Эти вещи тебе просто померещились. – О чем вы говорите? – спросила Ганна. – Просто о мусоре, – пробормотал Жаров. Они прошли еще один перекресток, он снова был крестообразным. Ганна уже привыкла к лабиринту и сама бесстрашно двинулась исследовать очередной тупик. Как вскоре выяснилось, напрасно… Из-за угла донесся ее истошный вопль. Стена задрожала, похоже, девушка в панике ткнулась в нее. Жаров ринулся в проход и, пробежав несколько шагов, поймал бегущую навстречу Ганну. Ее лицо было искажено ужасом, она шарила ладонями по стенам, словно пьяная. Ужас ожидал их за вторым поворотом. Первым сигналом ужаса был короткий четырехпалый мазок на стене, происхождение которого не вызывало сомнения. Труп лежал в тупике, уткнувшись лбом в стену. Синяя спортивная сумка валялась рядом. Это был тот самый грузный человек, который минут десять назад отправился на поиски своего приятеля. На его гладко выбритом затылке зияла треугольная рана. * * * Даже для человека с самыми крепкими нервами это было бы нелегким испытанием – идти узкими коридорами, когда из-за поворота в любой момент мог выскочить неведомый убийца. Кроме того, Жарова не отпускала мысль, что они могут провалиться в какое-то другое пространство, где ждет их некая страшная, белая, хищная коза… Девушка шла посередине, казалось, она побледнела всем своим телом, даже ноги уже не выглядели загорелыми. Пятаков, быстро продвигаясь, тормозил перед каждым поворотом, коротко заглядывая за углы, Ганна налетала на его спину, а Жаров – на ее. Он не смотрел назад, но чувствовал, что его плечи, помимо воли, напряжены до судороги. Он был занят делом: вызвал по мобильному Пилипенку и говорил с ним, стараясь озвучивать только факты. Следователь немедленно выехал в Гурзуф, прихватив с собой бригаду. На выходе Пятаков автоматическим жестом перевернул табличку – лабиринт закрыт, хотя и без того особого наплыва посетителей не предвиделось. Ожидая приезда милиции, Жаров, Пятаков и Ганна заперлись в кассе. Девушка все еще дрожала, Жаров был вынужден обнять ее. – Выпить бы рюмку, другую, – произнес Пятаков. – Я бы тоже не отказался, – ответил Жаров. – Давай, и правда, сходим куда-нибудь вечером. – Это само собой. Только надо бы сейчас, – с грустью сказал Пятаков, понимая, что его мечта нереальна. – Как… Это… Могло… Произойти? – с трудом проговорила Ганна. – Очень непростой вопрос, – отозвался Пятаков. – Да вы не волнуйтесь. Вам ничего не угрожает. Касса заперта. Если кто-то и появится, то мы с Витей с ним справимся. Сейчас приедет милиция… Жаров еще крепче обнял девушку, сочетая приятное с полезным. – Доигрались в аномальные зоны, – сказал он, обвиняя непонятно кого. – Я не могу понять, – с возмущением сказал Пятаков, – где остальные двое? Было ясно, что он винит себя за то, что произошло – как хозяин лабиринта и ответственное лицо. – Теперь еще лабиринт закроют… А ведь такие планы строил, – с грустью проговорил он. – Думал, для привлечения клиентов, поставить в лабиринте автоматы. – Какие автоматы? – полюбопытствовал Жаров. – Игральные? – Не-ет, – протянул Пятаков, – Как раньше здесь – пивные. Как в старые добрые времена, на аллеях. Вот только лицензию думал получить. Пятаков оживился, будто и забыв, что в его лабиринте лежит, по крайней мере, один труп. – Вот, представьте себе такой огромный пивной лабиринт, – говорил он, разводя ладонями. – Это, конечно, будет значительно больший лабиринт, коридоры шире, с бордюрами, а по стенам посадим кусты в кадках. На каждом перекрестке – лавочки и пивной автомат. Люди будут стремиться в мой лабиринт, бродить там часами… – Сутками, – уточнил Жаров. – С залитыми глазами из лабиринта вообще не выйдешь. Когда деньги у посетителя закончатся, он будет аскать на пиво у других. Захочет спать, приляжет на лавочку и поспит. Девушка уже перестала дрожать и внимательно слушала разговор. Вдруг чему-то тихо засмеялась… – Прибыль сразу потечет по двум каналам, – с воодушевлением продолжал Пятаков. – Пиво я закуплю многих сортов, и чтобы дойти до самого лучшего, надо будет еще постараться. – А как с проблемой туалета? – деловитым тоном спросил Жаров. – Вот и я тоже подумала… – вставила Ганна. – О, это будет совсем просто. Повсюду в лабиринте поставлю указатели. А туалет будет в самом центре, большой, хороший… И прочую инфраструктуру налажу. По всему лабиринту будет ходить специальный служащий в белом халате, разносить ставриду, бычка… – Мойву… – послышал вдруг снаружи хорошо знакомый голос. В кассу просунулась голова следователя Пилипенко. – Я тебе дам «пивной лабиринт»! – сказал он, одновременно строго и ласково, с той неповторимой интонацией, которая давно прославила этого человека среди друзей и врагов. * * * Похоже, что милицейская машина ехала той же дорогой, что и два часа назад Жаров – мимо беседки и коктейль-холла, остановившись между лабиринтом и танцплощадкой. Один за другим оперативники выходили из-за угла лабиринта, осматривались. Был Леня Минин, эксперт-криминалист, Петя Клюев и еще два человека. – А где собака? – спросил Жаров. – Собака на подходе, – сказал Пилипенко. – Неужели ты думаешь, что такое дело обойдется без собаки? Он осмотрел всех троих, сидящих в кассе, обогнул строение и вошел в дверь, буквально через долю секунды после того, как предупредительный Пятаков поддел пальцем крючок запора. Жаров подумал, что его друг и не заметил, что они тут заперлись – почему-то ему было стыдно… – Так, – сказал Пилипенко, вытаскивая и кладя на стол свой черный диктофон. – Хорошо, что вы заперли сию дверь (усек все-таки!) Начнем все сначала. Рассказывайте. – А труп? – возмутился Жаров. – Что – труп? – Я думал, что ты сначала пойдешь смотреть труп. Пилипенко пожал плечами. – Оперативники уже пошли. Жаров увидел сквозь окошко кассы, как Минин и Клюев, что-то коротко обсудив, скрылись за обрезом стены. – Без меня нельзя! – встрял Пятаков. – Они заблудятся в лабиринте. Пилипенко смерил его тяжелым взглядом. – Мои ребята и не такие стоунхенджи проходили. Короче, начинайте. Первым заговорил Пятаков, поскольку следователь вопросительно посмотрел сначала на него. Он рассказал о том, как курортник и девушка вошли в лабиринт с разных концов, чтобы встретиться внутри, девушка вышла, а мужчина – нет. Затем инициативу перехватила Ганна. Она рассказала, что продвигалась по лабиринту довольно легко, если попадала в тупик, то возвращалась, в конце концов, неожиданно увидела впереди море и вышла на солнце. Села на лавочку, ждала своего приятеля, но он так и не показался. – Не приятеля, а клиента, – уточнил Пилипенко. – Откуда вы знаете? Впрочем, не имеет значения… – Да что тут неясного? Я в милиции служу. Пилипенко обернулся к Жарову: – Теперь ты. Жаров рассказал все, что с ним произошло в лабиринте, опустив лишь одну подробность, которая показалась ему излишней, но Пятаков, оказывается, так не думал. – Ты забыл рассказать про козу, – строгим голосом напомнил он. – Да ерунда все это… – пробормотал Жаров. Пилипенко положил ему руку на плечо и спросил с участием: – Ты встретил в лабиринте козу? – Да померещилось, наверное! Не козу, конечно, а то, что она оставила. – Ну, так в чем же проблема? – А в том, что оно тоже исчезло! – выпалил Пятаков. Жаров в нескольких словах рассказал, как было дело, умолчав, опять же, о том, что брал козий шарик в руки. Лицо следователя стало, против ожидания, серьезным. – Значит, в этом лабиринте исчезают не только люди, но и предметы вообще, – задумчиво проговорил он. * * * До позднего вечера на бывших Пьяных аллеях кипела оживленная работа. Приехала труповозка: для того, чтобы вытащить тело, пришлось снять последовательно три секции пластиковой стены. Пятаков злился, Пилипенко пригрозил ему, что сейчас вообще разберет весь его лабиринт, чтобы лучше его рассмотреть. Впрочем, он не собирался этого делать: Жарову пришла в голову мысль вызвать операторский кран и, с одобрения следователя, он позвонил директору киностудии, с которым был хорошо знаком. Оперативники тем временем осмотрели лабиринт до последнего угла. Они шли втроем, оставляя дежурного на развилках, но все время казалось, что какой-то, самый главный тупик, где лежат остальные трупы, был упущен, и ребята возвращались на запутанный маршрут снова и снова… Приехал кинолог с собакой, Ральфа никогда не вела себя так бестолково: она металась вокруг лабиринта, внутри вообще теряла ориентацию, а у входа брала обратные следы пропавших. Когда прибыл операторский кран, Жаров уже нашел для себя точку наблюдения. Он залез на ливанский кедр, росший почти вплотную к стене, и продвинулся по толстой ветке, нависавшей над двумя крайними коридорами. Лабиринт отсюда был как на ладони: Жаров видел головы оперативников, в который раз прочесывающих коридоры. Будь у него в кармане блокнот, он бы без труда смог набросать план сооружения… И вдруг его осенила мысль, как показалось, единственно верная… Дело в том, что ливанский кедр имеет форму гриба с плоской крышей, на какой-то высоте он перестает расти вверх и начинает распространяться в стороны, так, что по его крыше можно ходить. Для этого, правда, надо обладать навыками циркача. Жаров сделал проще, он оседлал ветку и стал медленно продвигаться по ней. Вот и то самое место, где он нашел козьи шарики, тот самый коридор, засыпанный сухой хвоей. Нет, неверной была эта мысль. Слишком высоко располагалась ветка над лабиринтом, чтобы кто-то мог подпрыгнуть и уцепиться за нее. А если у этого человека был крючок? В принципе, закинуть крючок на ветку и подняться по веревке при надлежащей ловкости вполне возможно. Точно! Кто-то закинул крючок с веревкой на ветку и таким образом незаметно выбрался из лабиринта. Зачем – чтобы сбежать от девчонки по вызову? Неважно. Возможно, таким путем скрылся убийца. Жаров представил, как некий человек закидывает на ветку крючок, карабкается. От этого вниз падает еще больше хвои. Может, он воспользовался какой-то специальной подъемной рулеткой? Но кто же тогда этот человек, если он ходит с такой рулеткой? Но, в таком случае, на ветке, на ее коре должны были быть следы от крючка. Жаров внимательно изучил ветку. Подвинулся чуть назад, думая, что царапины могут находиться под ним. Тщетно. Никаких следов на ветке не было. Спустившись, он все же поделился своими соображениями с Пилипенкой. Следователь задрал голову и, приподняв очки, с сомнением осмотрел крону кедра, над которой в это момент проплывал операторский кран с Мининым и Клюевым в корзине. – Ты «Фантомаса» много раз смотрел? – спросил Пилипенко. – Да раза три. Каждого. – Оно и чувствуется. Забудем об этом пока. Исчезновение человека из лабиринта не столь важно, как убийство человека. Кто из этих троих убийца – вот о чем я сейчас думаю. – Из троих? – удивился Жаров. – Или из четверых, – зловеще прошептал Пилипенко. * * * Около полуночи друзья сидели в редакции «Крымского криминального курьера» и потягивали виски. Пилипенко положил натруженные ноги на журнальный столик и, с большим стаканом, налитым на два пальца, сильно походил на какого-то американского шерифа, правда, нетипично очкастого. – Два человека исчезли, – сказал он. – Один убит. Убийцей может быть либо один из двух исчезнувших, либо нет. – Ты говорил о четверых, – напомнил Жаров. – Девушка и сам Пятаков. – Абсурд! Зачем это нужно девушке, и уж тем более – Пятакову? – Мы берем в расчет пока только возможность совершить преступление, а не мотив. Девушка первой обнаружила труп. Человека, который был убит максимум за пять-семь минут до этого. Могла она убить, пока ходила якобы на поиски, оставшись одна? Могла. Пятаков мог убить? – Нет, – возразил Жаров. – Правильно. Он был все время у тебя на глазах. Но это не исключает вероятности, что Пятаков мог быть сообщником убийцы. – Пятаков хоть и хороший парень, но… – неуверенно проговорил Жаров, – Помню, в одном французском детективе, преступник все время исчезал из запертой комнаты. Оказалось, что несколько человек просто вводили следователя в заблуждение. И тоже все были хорошие парни. – Здесь может быть сходная ситуация. А может, и совсем другая… Самое важное во всем этом, конечно, коза… – Коза? Какое значение может иметь коза? Ты шутишь, наверное… Как всегда, с серьезным лицом. – Нет, не шучу. Но это пока не важно. Давай не будем объяснять необъяснимое, а попытаемся оперировать лишь тем, чем можем. Оставим в покое того первого человека, который исчез в лабиринте. Забудем на время о нем вообще. Мне уже ясно, что первый человек, каким бы образом он ни покинул лабиринт – не убийца. Думаю, что убийца – это второй вошедший в лабиринт человек. Именно он поджидал в лабиринте свою жертву. Он долго не выходил, прикинулся, что заблудился. И, когда толстяк пошел его искать, подстерег и убил его. – А потом и сам исчез, – закончил Жаров. – Ерунда. Он просто-напросто вышел, и все. Вышел, пока вы все трое были в лабиринте и не могли его видеть. А иллюзия исчезновения существовала только в ваших мозгах, поскольку исчез первый человек. Жаров немного подумал. Что-то было в этих рассуждениях неправильным… – Этого не может быть, – подытожил он, наконец, свои мысли. – Пятаков говорил, что водить человека за нос в лабиринте может только тот, кто имеет план лабиринта. – Ну и что? Значит, у него был план лабиринта. – Но плана лабиринта не существует! – Вот как? – Пилипенко глубоко задумался, казалось, ему пришло в голову какое-то решение… – Орудие убийства нашли? – спросил Жаров. – Да, элементарно. Обыкновенный кистень типовой модели. Такие делают в Николаеве. Убийце не хотелось пачкаться в крови, и он выбросил эту штуку через стену лабиринта. Клюев быстро нашел ее на аллее. – Я тоже выбросил кое-что через стену, – задумчиво проговорил Жаров. – Да ну? А что ж ты молчал? – Мне показалось не важным. Ну и, при девушке не хотелось говорить, что я брал это в руки. – Хватит меня интриговать. Уж не хочешь ли ты сказать, что это был козий шарик? – Ну да! Пилипенко переменился в лице. – Значит так, – решительно сказал он. – Завтра же, как рассветет, поедем в Гурзуф. Искать на аллее этот шарик. – Ты что – издеваешься? – Вовсе нет. На месте преступления были какие-то вещдоки. Ты видел их собственными глазами. Потом они исчезли. Если в лабиринте каким-то образом оказалась коза, то это одно. А если не было никакой козы? * * * Утром Жаров честно позвонил Пилипенке, собираясь ехать с ним в Гурзуф, но следователь перебил его: – У меня снова труп. На сей раз – в лесу, над Никитой. Похоже на самоубийство, но это еще надо доказать. Жаров вздрогнул: ведь он сам вчера предположил, что объект, исчезающий в лабиринте, может почему-то появиться в лесу, и наоборот… – В общем, есть к тебе важная просьба. Съезди в Гурзуф сам и найди этот чертов шарик. На сей раз Жаров решил поехать на своих колесах. Со вчерашнего дня его невзрачный «Пежо» еще гуще засыпало ливанской хвоей. Обмахивая ее щеткой с брезентовой крыши машины, Жаров поднял голову, присмотрелся к толстой горизонтальной ветке, которая, словно темная туча, испускала этот сухой дождь. Нет, и эта ветка была слишком высоко, так же, как и та, над лабиринтом… Машина завелась исправно, несмотря на долгий простой. Жаров вообще не любил рулить, это было связано с катастрофой, в которой он чуть не погиб несколько лет назад. На крутых крымских трассах ездить небезопасно. В основном, Жаров использовал машину раз в неделю, когда развозил тираж своей газеты по точкам. До Гурзуфа он докатил без приключений. Спустившись в поселок, припарковался у танцплощадки, поверх недавних следов какой-то тяжелой машины. Несколько секунд он разглядывал эти следы: что-то показалось ему в них не вполне обычным… Время было раннее, лабиринт еще не работал. Разобранную вчера стену Пятаков уже починил, но касса была закрыта наглухо, роллета опущена, и Пятакова нигде не было видно. Жаров обошел нелепую коробку лабиринта, остановился у ствола ливанского кедра. Именно за этой стеной он подобрал шарик и выбросил его, скорее всего, в данном направлении. Жаров приступил к поискам, изучая каждый квадратный дециметр земли. Для ориентира он клал на землю пачку сигарет и, осмотрев участок вокруг нее, передвигал пачку вдоль воображаемого перпендикуляра, восстановленного от юго-западной стены лабиринта. Шарик нашелся довольно быстро, он отлетел метров на восемь по руинам второй Пьяной аллеи. Жаров снял с пачки своего «Парламента» целлофановый мешочек и сломанной веточкой загнал шарик внутрь. Трогать его руками ему больше не хотелось. Чтобы, не дай бог, еще и не раздавить по пути шарик, он высыпал сигареты в карман и устроил свою находку внутри пачки. Пилипенко, конечно, любил всякие розыгрыши и мистификации, иной раз, с весьма издевательским подтекстом, но вряд ли он мог зайти в своем увеселении столь далеко, чтобы просто так послать своего друга в Гурзуф за куском дерьма. * * * Жаров честно доставил находку в управление. Пилипенко сидел в своем кресле и разговаривал с экспертом Мининым, который только что вернулся из судебного морга. Лейтенант Клюев сидел на столе, болтая ногой. Увидев Жарова, следователь многозначительно посмотрел на него, и журналист столь же многозначительно кивнул, будто бы речь шла не о козьем шарике, а о чем-то несравненно более важном. – По многим признакам, – говорил Минин, – этого человека сначала задушили, а уже потом подвесили на дерево. В общем, такая неуклюжая, детская имитация самоубийства. Краем глаза Жаров заметил на столе фотографии. Человек, висящий на развилке кривой крымской сосны, выглядел так, что второй раз смотреть на него не хотелось. Фото из морга было более мягким: очевидно, лицо привели в порядок для опознания. Минин продолжал: – В кармане убитого обнаружена банковская карта, расческа и еще несколько мелких вещиц. На карте значительная сумма. По ней и установили имя. Некто Федорчук, Стефан Романович, киевлянин. – Клюев, иди-ка сразу проверь, – распорядился Пилипенко. – По Киеву и по Ялте, конечно. Не засветился ли этот Федорчук в какой-нибудь нашей гостинице. Начни с самых дорогих. Лейтенант вышел, Пилипенко некоторое время посидел молча, сцепив пальцы в замок, затем повернулся к Жарову: – Где козий шарик? Жаров извлек из кармана пачку сигарет. Пилипенко вытащил шарик из целлофана, рассмотрел его, приподняв очки, колупнул ногтем. Положил обратно в пачку и спрятал пачку в карман, прихлопнув карман ладонью. – А где резина? – вдруг спросил он Минина. – Покажи прессе, вдруг ей какая идея придет. Леня молча нагнулся, на мгновение исчезнув под столом, и тут же вытащил и водрузил на стол предмет непонятного назначения. – Это нашли неподалеку от повешенного, – пояснил он Жарову. – Есть основания полагать, что данный предмет привез с собой убийца и за ненадобностью выбросил. Только вот, неясно, какая была в нем надобность. Это был фрагмент автомобильной покрышки, сантиметров тридцать в длину, вырезанный острым ножом и наполовину подрезанный снизу, там, где покрышка соприкасалась с ободом колеса. Сверху на нем был зачем-то проделан поперечный желоб. – Такое ощущение, – прокомментировал Леня Минин, – что покрышку где-то специально закрепили, а затем обработали цепной пилой, сделав эту канавку. Жаров внимательно осмотрел приспособление, и не обнаружил в себе ровно никаких мыслей на его счет. Он вообще считал себя профаном в технике и представить себе не мог, для чего могла служить такая вещь. – Леня, а ты уверен, что оно имеет отношение к трупу? – только и спросил он. – На девяносто девять процентов. Место в лесу глухое, высота метров двести над трассой. Туда можно добраться по грунтовой дороге. А вчера утром шел дождь. Если бы этот предмет оказался там раньше, то почву под ним бы размыло. Но он просто лежал на земле, значит, попал туда примерно в те же часы, что и труп. Пилипенко, который не слушал разговор, думая о чем-то своем, вдруг встрепенулся, схватил покрышку и поднес близко к глазам. Щелкнул пальцами, что разозлило Жарова, который совершенно не понимал происходящего. – Так, – сказал следователь. – Чувствую, нас ожидает любопытный следственный эксперимент. – Что за мысль, поделись, – попросил Жаров. – После. Возможно, никакого эксперимента и не будет. Тут вошел Клюев, отрапортовал: – По Киеву информация готовится, а вот по Ялте кое-что есть. Три дня назад Федорчук Стефан Романович остановился в гостинице «Ореанда». – Что ж, – сказал Пилипенко, вставая. – Повешенный был не из бедных. Едем сейчас туда. * * * Они вошли в гостиницу, Жаров невольно содрогнулся под взором злобной мраморной кариатиды, нависшей над парадным входом. Вот таких женщин, мускулистых и грудастых, он не любил и даже немного боялся. Войдя в холл, друзья, не сговариваясь, двинулись к самой красивой девушке из трех, сидевших за стойкой администрации. За годы бурной юности они выяснили, что у них обоих на удивление похожие вкусы… Вопрос решился за несколько минут, но сразу поставил новые проблемы. В гостинице действительно остановился некто Федорчук, киевлянин. Молодая девушка-администратор, которую звали Дарьей, со страхом в глазах рассмотрела фотографию из морга и вернула ее в руки следователю, с твердым ответом: – Нет, это не он. Пилипенко попросил ее описать внешность Федорчука, но девушка не могла сказать ничего определенного. – Мужчина вполне обыкновенный. Коротко стриженный… Нет, ничего такого не запомнила. – Покажите нам его номер, – сказал Пилипенко. – Апартаменты, – с достоинством поправила Дарья. – Но не знаю, имею ли я право… – А вы позовите старшего администратора, – предложил Пилипенко. – Да я и есть старший, – вздохнула девушка. Она достала из-под стойки связку ключей, и все трое двинулись по широкой лестнице. – Между прочим, с этими апартаментами, – интригующим голосом говорила Дарья, кокетливо оглядываясь через плечо, – связана одна трагическая история. – Да ну? – преувеличенно удивился Пилипенко. Жаров знал, что ему сейчас совершенно наплевать на что бы то ни было, кроме расследования. – В этом номере, лет двадцать пять назад произошло убийство, которое потрясло весь город. – Ах, вот оно что… – Пилипенко и Жаров переглянулись, потому что оба, конечно же, знали эту историю. Двадцать пять лет назад Дарью, наверное, еще в коляске возили, но говорила она так, будто трагедия разыгралась прямо на ее глазах… Вот удивительно, чем тут хвастать, чем гордиться? Что в ванной этого номера глупенькая любовница застрелила какого-то крутого советского мафиози? – Они как приехали, так сразу и спросили, свободен ли именно этот номер, – закончила свою историю девушка. – Так, – строго сказал Пилипенко. – Скажите-ка мне, Дарья, кого вы называете словом «они»? – Федорчука и его друга. Разве вы не знали, что Федорчук был с другом? Вы ж из милиции, все должны знать. Пилипенко и Жаров снова переглянулись. – И где же его друг? – Вот этого я вам не скажу. Он тоже не ночевал сегодня. Заплатили за три дня вперед, потому и волноваться нечего. – Разумеется, нечего, – с ехидством прокомментировал Пилипенко и, обратившись, к Жарову, добавил: – Они потребовали себе именно тот самый номер. Мне кажется, я знаю, в чем смыл такой причуды… Это были действительно шикарные, хоть и не самые лучшие в отеле, трехкомнатные апартаменты с холлом, кабинетом и кухней, двумя санузлами – для хозяев и для гостей. В одном из этих санузлов, по всей вероятности – для хозяев, и был замочен некогда известный мафиози, чье имя, впрочем, вылетело у Жарова из головы. Пилипенко оперся спиной на длинную изогнутую стойку и медленно огляделся. Пол был чистым: горничная прилежно убралась здесь, но на всем, что было выше пола – на столах, креслах и диванах – были разбросаны смятые грязные вещи. Запах в номере тоже был отвратный. Жаров подошел к окну. Над морем шатались две грациозные чайки, вдали по своим трудовым делам шел черный буксир. Жаров узнал «Гремучий», с детства знакомое ему судно… – Эй, вы что, в магазине! – услышал он возмущенный голос Дарьи. Он оглянулся. Пилипенко стоял перед креслом, где в беспорядке были свалены чьи-то вещи, и с удивлением прикладывал к своим ногам какие-то огромные черные брюки. – Ничего, – сказал он. – Далеко не мой размер. Брюки были в вправду гигантскими, как в ширину, так и в длину. – Это вещи Федорчука или его друга? – спросил он, опустив брюки обратно в кресло. – Наверное, все же, друга, – ворчливо ответила Дарья. – Они оба вообще, эффектно смотрятся вместе. Толстый и тонкий. Жаров вспомнил двух посетителей лабиринта, один из которых был вчера убит, а другой бесследно исчез… * * * Спустившись в вестибюль гостиницы, друзья узнали из журнала имя этого второго жильца. Его звали Анатолий Хомяков. – Хомяк, – сказал Пилипенко, когда они снова прошли под локтем злобной кариатиды. Жаров вопрошающе посмотрел на друга. – Хомяк, – повторил Пилипенко. – Киевский Хомяк. Рецидивист и убийца. Вот кого стукнули в лабиринте николаевским кистенем. Недаром дружки попросили тот самый номер. Чтоб, так сказать, приобщиться к образу героя. Они пошли по улице, вдоль стены гостиницы, в сторону припаркованного милицейского Жигуленка. Следователь молчал, о чем-то напряженно думая. Что, в сущности, произошло? – думал, в свою очередь, Жаров. – Некоего Хомякова убили в лабиринте. Хомяков приехал из Киева вместе с Федорчуком. Банковскую карточку Федорчука положили в карман кому-то третьему, которого убили в лесу. И еще один человек просто исчез в лабиринте. Сам Федорчук скрылся. Все это обладало явными признаками криминальной разборки киевлян, и Жаров сразу бы потерял интерес к этой истории… Если бы не лабиринт! Они дошли до машины, вернее, последние метры добежали, поскольку в машине жужжал зуммер радиотелефона. Пилипенко рывком распахнул дверь и схватил трубку. Жаров слышал, как он несколько раз сказал: да, понял, затем отдал распоряжение: – Свяжись с гурзуфскими. Пусть привезут девушку в морг. Заодно пусть захватят того парня, который построил лабиринт. Я тоже привезу кое-кого. Глаза следователя сияли так, будто бы он уже закончил дело. – Вот, – сказал он, устроив трубку радиотелефона в кронштейн. – У нас еще один труп. – Сколько же можно трупов за сутки? Пилипенко игнорировал этот риторический вопрос. – А третий… – не унимался Жаров. – Имеет ли он какое-то отношение к лабиринту? – Думаю, что самое прямое. Хотя нашли его довольно далеко от лабиринта. – И где же? – В Симеизе. Неподалеку от одной известной виллы… Этот умер красивее других – его застрелили. – Почему же ты думаешь, что он имеет отношение к лабиринту? – Все очень просто, – ответил следователь, захлопнув дверь машины. – Клюев говорит, что в его кармане, кроме прочих вещиц, в частности, документов на имя Михаила Шмакова, который исчез в лабиринте первым, была найдена записная книжка. И на одной из ее страниц – план лабиринта. Он повернулся и зашагал обратно к парадному входу в гостиницу. Через минуту он вывел на улицу Дарью. Девушка была недовольна, но, с другой стороны, в ее глазах поблескивало любопытство. Жаров ее понимал: неплохо прокатиться куда-то в рабочее время по уважительной причине, тем более что тебя привезут обратно… * * * В судебном морге к опознанию предлагалось сразу три разнокалиберных трупа – толстый, тонкий и средний. Одному размозжили голову, другого застрелили, третий был задушен. В толстом и тонком Жаров сразу узнал вчерашних посетителей лабиринта, а Дарья – постояльцев знаменитого номера «Ореанды», Хомякова и Федорчука, что и было занесено в протокол. Хомякова убили вчера в лабиринте, ударом кистеня по затылку. Федорчук был застрелен в Симеизе сегодня. Третье лицо ни о чем не говорило ни Жарову, ни Дарье, но его узнали Ганна и Пятаков, которых привезли из Гурзуфа. Это был Михаил Шмаков, тот самый курортник, который исчез в лабиринте первым. Именно он и был повешен на дереве в лесу, и у него в кармане обнаружили пластиковую карточку Федорчука. Когда процедура опознания закончилась, Жаров и Пятаков решили, наконец, хорошенько выпить, чего не удалось им вчера. Ганна пожелала к ним присоединиться. Девушке теперь уж точно нечего было делать. Еще сегодня утром она все же надеялась, что клиент, исчезнувший в лабиринте, вернется. Теперь ее миссия была завершена, и надо срочно ехать в Симферополь, на свою фирму, так сказать, с докладом. Они зашли в первое попавшееся кафе и выбрали столик в углу – самое удобное в зале место, благо, что кафе было пустым. Для Ганны заказали бокал выдержанной мадеры, а для себя – по сто водки. – Мне кажется, что я видела этих двоих раньше, толстого и тонкого, – сказала девушка. – Ты дала об этом показания? – спросил Жаров. – Меня никто не спрашивал. Спрашивали только о том, с кем встречался парень. Ну, тот, с которым я была, этот Миша. А он ни с кем специально не встречался. Странно он себя вел, вообще. Никуда от себя не отпускал, только, разве что, в комнату для маленьких принцесс. И вот, как-то раз мы обедали в открытом кафе, я пошла попудрить носик и увидела их, они сидели неподалеку на лавочке и кого-то, как я подумала, ждали. И другой раз, в то самое утро, как Миша исчез, я видела их на пятачке, они сидели в большом джипе. Когда мы прошли мимо, джип поехал. Такое ощущение, что они за нами следили. – Джип! – воскликнул Пятаков. – Лэнд-ровер. Я видел его следы прямо за моим лабиринтом. – Я тоже видел следы, – вспомнил Жаров. – В сторону танцплощадки. – А тебе они не показались странными? – спросил Пятаков. Жаров пожал плечами: – Не могу понять, что мне показалось, но что-то определенно в них не то. Я не разбираюсь в следах. Ты говоришь, Лэнд-ровер, а я вообще подумал, что это был какой-то небольшой грузовичок. – Джип – он, в принципе, и есть грузовичок, только более изящный. Эти следы не похожи на обычную парковку. Машина, будто никак не могла устроиться и ездила туда-сюда. – Зачем джипу ездить туда-сюда? – Уж не знаю. Но я никогда раньше не слышал о таком способе парковки джипа. Жаров помолчал. Он вспомнил кусок покрышки, найденный в лесу. Какая-то мысль забрезжила в его голове: между этими следами и покрышкой чувствовалась связь, хотя бы потому, что и следы, и покрышка были явлениями одной группы. Но Пятаков поспешил разлить по рюмкам оставшуюся в графине водку, Жаров выпил, мысль растворилась в пряном спиртовом тепле… Выйдя из кафе, они тотчас поймали такси на Гурзуф. Хотелось проводить девушку до гостиницы «Южная», чтобы она собрала свои вещи, и посадить в маршрутку на Симферополь. Еще больше хотелось взглянуть на эти странные следы. А больше всего – хотелось еще немного выпить, где-нибудь в гурзуфском «Чайнике»… * * * Когда девушка села в маршрутку и скрылась за поворотом, помахав на прощание ладошкой, Жаров горестно вздохнул и постановил забыть ее как можно скорее. Они спустились на набережную и направились в сторону лабиринта. По пути, не сговариваясь, завернули в «Чайник» и пропустили по стакану сухого вина. Уже на походе к лабиринту Жаров подумал, что правильнее было бы позвонить Пилипенке и подлиться новыми соображениями. – Говори быстрей, я занят, – сказал следователь. Жаров сообщил, что толстый и тонкий следили за девушкой и Шмаковым, по крайней мере, два дня. – Это для меня не новость, – сказал Пилипенко. – Что еще? Жаров, уже упавшим голосом, поведал о странных следах джипа на аллеях. – И с этим ты опоздал, дружище! Жаров хотел было спросить, а что такое значат эти следы, как вдруг остановился, пораженный. Пятаков, шедший несколько сзади, налетел на него, но тут и он увидел это. Над купами деревьев, где-то в районе лабиринта медленно плыл человек. Видна была его верхняя часть, фигура летела стоя, двигаясь с северо-запада на юго-восток. – Прямо над моим лабиринтом! – вскричал Пятаков. – Так вот как они исчезают. Жаров замотал головой, будто надеясь смахнуть это невозможное видение. Меж тем торс над деревьями спокойно двигался. – Эй, что ты там молчишь? – раздался в трубке голос следователя. Человек в воздухе держал руку, отставив локоть, будто говорил по мобильному телефону. Что-то в его фигуре показалось Жарову знакомым. В следующую секунду он понял, что это Пилипенко и есть, и говорит он по телефону именно с ним. – Я тебя вижу! – воскликнул Жаров. – Что ты там делаешь, как это у тебя получается? Пилипенко завертел головой и тоже увидел Жарова с Пятаковым. – Элементарно, Ватсон, – сказал он. – Следственный эксперимент. Связь оборвалась. Издали было видно, как Пилипенко захлопнул трубку телефона, опустил ее в карман и обратился к кому-то внизу. В этот момент его движение остановилось, затем фигура поплыла в обратную сторону. Жаров уже все понял. Неизвестно, что хуже, – подумал он, – если тебе спьяну мерещится летающий человек, или же ты, опять же спьяну, не сразу можешь сообразить, каким образом у него получается летать. Быстрым шагом дойдя до лабиринта, Жаров и Пятаков увидели операторский кран, в корзине которого стоял следователь и руководил какими-то работами, которые велись внутри сооружения. Пятаков недовольно сморщился: – Могли бы меня предупредить. На горизонтальной ветке ливанского кедра сидел верхом лейтенант Клюев. Перед ним, огибая ветку сверху, лежал тот самый кусок покрышки, который всех озадачил вчера. Через него была перекинута веревка. Так вот откуда взялась эта поперечная полоса! Жаров все понял – и каким образом исчез из лабиринта человек, и для чего понадобилась покрышка, понял еще до того, как из-за обреза пластиковой ширмы поднялся на веревке в петле розовый обнаженный манекен. – Вот почему на ветке не было никаких царапин, – проговорил Жаров. – Все было очень просто, – сказал, спустившись на землю, следователь. – Я сразу предположил, что его вытянули из лабиринта через эту ветку, как рыбак вытаскивает бычка. Только не мог понять, откуда взялась такая нечеловеческая сила. Конец веревки был привязан за бампер милицейского «уазика». Двигаясь и натягивая веревку, машина оставила на земле почти такие же следы, что и джип. – Они не могли напасть на него, потому что он всегда был с девушкой. Вот и пришла им такая оригинальная идея, порыбачить над лабиринтом. Чтобы накинуть петлю на шею сверху, не надо быть особенно ловким. Остальное – дело техники. – Человек был убит в лабиринте, – сказал Жаров. – Да. И только потом его доставили в лес и повесили на сосну. А кусок покрышки, который послужил подкладкой для троса или веревки, выбросили за ненадобностью. – Через некоторое время они снова вернулись в лабиринт, – задумчиво проговорил Жаров. – Интересно, зачем? – Вот и я тоже думаю – зачем? – Но ведь у тебя уже есть версия? – настаивал Жаров. – Разумеется. Но, прости, не могу ничего больше тебе сообщить как представителю прессы. Это дело особой важности. А ты пока сам подумай: у тебя более чем достаточно данных. Следователь не сказал больше ни слова, сел в машину и умчался, оставив своих коллег разбирать последствия эксперимента. * * * Жаров ждал его звонка весь следующий день, но сам не звонил, зная, что Пилипенко для чего-то вызвал из Симферополя спецбригаду. В городе проводилась некая важная операция, секретная даже от своих. Заварив себе пол-литра крепкого кофе, журналист занялся делами газеты: по горячим следам стал сочинять статью о странных событиях, связанных с гурзуфским лабиринтом. Итак, Михаил Шмаков, киевлянин, приезжает в Ялту. Он чего-то опасается, знает, что некие люди преследуют его. В Симферополе он нанимает профессиональную спутницу и не отпускает ее от себя ни на шаг, надеясь, что в присутствии девушки на него не нападут. Двое других киевлян, вероятно, связанные со Шмаковым каким-то общим делом, неотступно следят за ним. Нетрудно предугадать, что курортник рано или поздно посетит лабиринт, где ему, по умолчанию, будет предложена традиционная игра «Найди подружку». Федорчук и Хомяков разрабатывают план убийства. Мотив пока не известен, да он, может быть и не важен – какая-нибудь мафиозная разборка. С помощью нехитрого приспособления преступники убивают Шмакова и вытаскивают тело из лабиринта. Отвозят в лес и инсценируют самоубийство. Федорчук подсовывает свою кредитку, чтобы труп, по крайней мере, на какое-то время, был опознан ошибочно. В сущности, Федорчук меняется местами со Шмаковым. Зачем? Вероятно, для того, чтобы под видом Шмакова довести до конца то дело, которое собирался провернуть в Ялте он. Зачем убийцы возвращаются в лабиринт? Похоже, они не находят у Шмакова предмета, из-за которого и совершили убийство. Наверное, этот предмет оставался в лабиринте. Другой вариант: Федорчук уже завладел предметом в тайне от Хомякова, но говорит ему, что предмет потерян. Ясно, что на ветке кедра сидел и «рыбачил» именно Федорчук. Тогда-то он и набросал план лабиринта. Жаров вспомнил, как озадачило следователя сообщение о том, что плана лабиринта не существует. Похоже, он уже тогда нащупал эту нить… Войдя в лабиринт, и прекрасно в нем ориентируясь по плану, Федорчук ожидает, когда Хомяков отправится его разыскивать. Двигаясь по лабиринту вслед за Хомяковым, он настигает его и убивает ударом кистеня в затылок. Статья была уже готова, не хватало только развязки. Ее принес поздно вечером Пилипенко, шумно войдя и бережно положив на стол целлофановый пакет, в котором смутно угадывались некие хорошо знакомые Жарову очертания. – Сегодня я поймал Каблука, – объявил следователь. Жаров вскинул на него удивленные глаза. Каблук, он же Тимофей Каблуков, был мафиози, виртуозно ушедший от правосудия в неразберихе девяностых. Он славился тем, что ничего не делал своими руками, в тюрьме за него всегда сидели другие. Теперь Каблук отвалил от «дел», захватив себе в собственность большой куш недвижимости и преуспевающую фирму, работающую вполне законно. – Да, я поймал Каблука, – повторил Пилипенко, как бы желая лишний раз убедить себя в том, что это действительно правда. Жаров глянул на пакет, лежащий на столе. – Это как-то связано с убийством в лабиринте? – Напрямую. Пилипенко прошелся по комнате, взял с недовольным лицом папку для фотографий, которая лежала в его любимом кресле у камина, и аккуратно поставил ее на полку, где, как он знал, и было ее место. – Первое, что пришло мне в голову, – сказал он, устроившись в кресле, – так это же самое очевидное. В лабиринте не могло быть никакой козы. Странно, что вы вообще дискуссировали по этому поводу. А если не было козы, значит, не было и козьих шариков. То есть то, что ты принял за козьи шарики, на самом деле, было чем-то другим. Он потянул пакет за край, его содержимое высыпалось на стол. Темные кругляшки покатились в разные стороны, один свалился на пол. Пилипенко не обратил на это внимания, взял первый попавшийся шарик и ковырнул ногтем. Протянул Жарову. – Бери, смелее: это не то, что ты думаешь. Взяв двумя пальцами шарик, Жаров только теперь заметил, что он кажется неправдоподобно тяжелым. Это была обыкновенная художественная пластика, из которой дети лепят фигурки. В отличие от пластилина, этот материал не липнет к рукам. В образовавшейся трещине было видно, что внутри шарика скрывается какой-то твердый камешек. Пилипенко тем временем очистил от пластики другой камешек, как орех от шелухи, и катнул его по столу. Несколько раз подпрыгнув на столешнице, камешек поймал блик от лампы и сверкнул, словно падающая звезда. – Неоправленные бриллианты, вот что это такое! – объявил Пилипенко. – Крупные, хорошо ограненные алмазы. Тройка известных киевских рецидивистов ограбила гранильную фабрику, причем, с убийством охранника. Это случилось полгода назад. Очевидно, они никак не могли найти канал сбыта. И вот, один из них, Миша Шмаков, завладел всей партией и дал деру от своих друзей. Они настигли его и убили весьма нетривиальным способом. Бриллианты, обмазанные художественной пластикой, которые Миша просто носил в кармане, возьми да и выкатись. Когда ты вошел в лабиринт и обнаружил эти «козьи шарики», то застал первый этап ситуации. Как раз в это время эти умельцы подвесили в лесу труп и обнаружили, что бриллиантов у Миши нет. – Как же все-таки нелепа и загадочная самая обыкновенная реальность! – сказал Жаров. – А мы-то думали, что они простые курортники – толстый и тонкий, в то время как практически на наших глазах происходили совершенно чудовищные вещи. – Слишком уж это большой куш, – вздохнул следователь. – За такое бабло они убивают не только мужиков, но и друг друга. Ведь эта небольшая горка позволила бы исполнить мечту любого бандюка – завязать на всю жизнь. Купить домик на Кипре, положить деньги в банк и жить на проценты. Но, к сожалению, только одному. – А при чем тут Каблук? – спросил Жаров. – Элементарно. Избавившись от своих подельщиков, Федорчук напрямую обратился с этим делом к нему, надеясь выгодно продать свой товар. Но Каблук и сам не дурак расставаться с деньгами. В прежние времена он подослал бы киллера, но теперь все его бывшие дружки либо сидят, либо на том свете. Вот и разобрался с Федорчуком сам, неподалеку от своей виллы в Симеизе. Достал из тайника пистолет. Это было его ошибкой: ствол давно засвечен и Минин определил пулю. Короче, я его взял сегодня, с поличным, с камешками и оружием. Пятнадцать лет от нас уходил. С очень большими делами. А теперь будет сидеть за убийство гражданина Федорчука, сокрытие краденого и хранение оружия. Пилипенко сгреб алмазы обратно в пакет и посмотрел под стол. – Сейчас отнесу в управление и положу в сейф. А один закатился. Может, и не стоит его искать? После как-нибудь, а? Выйдем на пенсию, будем цветы разводить, женимся, наконец… – Интересно, сколько может стоить такой алмаз? – спросил Жаров, чувствуя в голове брожение преступных мыслей. – Много. Гораздо больше, чем нам за него дадут. Ну, хватит. Помечтали и будет. Пилипенко нагнулся, подобрал «козий шарик» и уложил его в пакет. – Ты даже представить себе не можешь, сколько денег и ценностей прошло через эти честные руки, – сказал он. – Руки человека, который живет на государственную зарплату.