– А как ты объяснишь вещий сон жертвы?

– Очень просто. Никакого сна не было. Куравлев алкоголик. К тому же, с ним произошло несчастье. Этот кошмар мог присниться ему самому. Я удивляюсь, почему тебя это удивляет. Ведь в твоей завтрашней газете ты выдумал все истории, кроме одной.

– Откуда ты знаешь, гражданин цензор?

– Просто логика. История о гарвардском убийце, которому приснился сон, что оборвалась веревка и так далее. Она самая скучная, потому и подлинная.

Гм… Получалось, что старый друг таким образом делает комплимент его фантазии. Жаров поблагодарил:

– Спасибо. А ты помнишь, что было у нас в лагере?

– Конечно. Но там была иная последовательность событий, чем в случае с Куравлевым. Сначала одному парню приснилось, что в его зубной пасте завелись черви. Этот сон был на самом деле. На другой день он рассказал сон всем остальным. И на следующее утро другой парень, то есть, я сам, устроил сцену с дождевым червяком.

– Это был эффект! Ты якобы вытащил его из своего тюбика. Потом к мистификации присоединился я. Рассказываю якобы сон, затем иллюстрирую. В сущности, во всей этой цепочке событий было два настоящих сна – про червей и про крысу. Остальные сны были рассказаны либо тобой, либо мной.

– Был еще и третий. Про лягушку. И крупно повезло нам тогда с деревом: оно упало во время тихого часа, и никто, кроме меня, когда я бегал в туалет, об этом не знал. То же самое, когда ты подслушал, как завхоз говорит по телефону о той аварии с директором. Ну и, кончилось все тем, что нас с тобой чуть не выгнали из лагеря.

Жарову не спалось в эту ночь. Он ворочался на диване, закручиваясь, как червяк в кокон, в свою старую армейскую шинель. Ветер доносил с улицы запах цветущего миндаля и чьи-то любовные стоны. В редакции, как всегда по вторникам, уютно пахло свежей типографской краской, принесенной сюда с пачкой завтрашних газет.

Куравлев не выходил у него из головы. А что, если он на самом деле убил Нину, но сделал это в бессознательном состоянии? Вот и получалось, как в «Тюзлере» – сначала сон, потом его осуществление…

Тем же вечером, закончив развоз тиража, Жаров подогнал свой старенький «Пежо» к проходной конфетной фабрики, припарковавшись на краю стоянки для сотрудников, через два места от голубого «Фольцвагена» Куравлева.

Инженер Куравлев мелькнул в дверном проеме в положенное время и направился к своей машине. Жаров тронулся ему вслед. Они проехали по Весенней, спустились по Дзержинского и выскочили на трассу. Было ясно, что Куравлев движется домой, хоть и боле длинным, но гарантированно свободным от вечерней пробки путем. Вот и его дом, обыкновенная пятиэтажка. Жаров решил уже было отстать, но тут произошло нечто странное.

Оставив «Фольцваген» во дворе, Куравлев не стал входить в подъезд, развернулся и пошел вниз, на Садовую. Жаров тоже бросил свою машину и устремился за ним. Дойдя до продуктового магазина, Куравлев остановился, достал мобильный телефон и потыкал в кнопки.

Жаров не понял, что произошло: то ли Куравлеву пришло СМС, то ли он сам решил отправить. Но манипуляции, которые он делал с мобильником, не походили на СМС. Жаров стоял совсем близко, скрываясь за стволом платана. Куравлев несколько раз нажал на одну и ту же кнопку. Не могло же его сообщение состоять из одной повторяющейся буквы?

Миновав магазин, Куравлев пошел вверх по Садовой и снова остановился. Здесь не было ничего примечательного, кроме одноэтажного жилого дома с верандой, увитой глицинией. Растение только собиралось зацвести, бутоны висели среди лиан, словно маленькие виноградные гроздья.

Куравлев опять достал мобильник и снова ткнул в кнопку. Жаров отметил, что его палец ударил по клавише пять раз. Что бы это могло значить?

В дом с глицинией Куравлев не вошел, повернулся и быстро зашагал обратно. Опять магазин и манипуляция с мобильником. Последняя остановка и снова та же манипуляция – у подъезда своего дома на Рабочей, где он, наконец, и скрылся.

Жарову пришла в голову одна идея, и он решил ее проверить. Спустившись в центр, он разыскал магазинчик, где продавались мобильные телефоны, и попросил показать ту же модель, что была у Куравлева.

Через несколько минут он узнал, что, нажимая на одну клавишу пять раз можно выйти на встроенный в мобильник секундомер. Значит, Куравлев проверял некий маршрут, засекал время. У Жарова не оставалось никакого сомнения: здесь готовится новое убийство.

Позвонить Пилипенке? И что сказать? Конечно, на основании таких подозрений никто не будет организовывать слежку за объектом. Но вот посидеть в небольшом кафе на Садовой никому не возбранялось. К тому же, Жаров чувствовал голод. Он вернулся к этому кафе и устроился на открытой веранде. Официантка положила перед ним меню.

Это был великолепный наблюдательный пост: отсюда хорошо просматривался и поворот улицы, где был магазинчик, и тот одноэтажный дом, увитый набухающей глицинией.

Из динамика доносилась тихая музыка, Жаров был здесь единственным посетителем, две милые официантки беседовали за стойкой, иногда поглядывая на него, что волновало, поднимало настроение…