– Сколько еще?

– Сколько? – Бейтс слабо усмехнулась. – Они уже на корпусе, Сири. Мы вступили в бой.

– Что мне делать? Мне-то что делать?

Она посмотрела мимо меня и выпучила глаза, открыв рот.

Сзади на мое плечо опустилась рука, и я развернулся. Сарасти! Мертвые глаза взирали из-под черепа, расколотого как арбуз. К волосам и коже насосавшимися клещами липли капли сворачивающейся крови.

– Ступай с ним, – ответила Бейтс.

Сарасти захмыкал и защелкал. Слов не последовало.

– Что… – начал я.

– Марш! Это приказ, – Бейтс снова повернулась к люку. – Мы прикроем.

Значит, челнок.

– Ты тоже?

– Нет.

– Почему? Без тебя они могут сражаться лучше, ты сама говорила! Так какой толк?

– Нельзя оставлять себе запасной выход, Китон. Целеустремленность теряется, – она позволила себе грустно, едва заметно улыбнуться. – Корпус пробит… Иди!

Майор сгинула, оставляя за собой след воющих сирен. Далеко в носовом конце послышался лязг захлопывающихся аварийных перегородок.

Живой труп Сарасти забулькал, подталкивая меня вниз по хребту. Еще четверо пехотинцев тихо проскользнули мимо, заняв позиции позади нас. Я взглянул через плечо и заметил, как вампир снимает со стены наладонник. Но это, конечно, был уже не Сарасти. Просто Капитан – то, что от него осталось к этой минуте, – экспроприировал для своих нужд периферическое устройство. Из затылка вампира, куда раньше подсоединялся кабель, торчал оптический порт. Я вспомнил, как шевелились жвальца робота.

Позади нас рос грохот выстрелов и рикошетов. Пока мы летели, труп печатал что-то одной рукой. Я на миг задумался, почему он не говорит, а потом вернулся взглядом к вбитому в череп шипу: должно быть, речевые центры превратились в кашу.

– Зачем ты его убил? – спросил я.

В вертушке завыла новая сирена. Неожиданный порыв ветра толкнул меня назад, но в следующую секунду иссяк с отдаленным лязгом.

Труп протянул наладонник в текстовом режиме:

Прступ. Не мг управ.

Мы добрались до шлюзов. Роботы-часовые пропустили нас, у них сейчас были другие заботы. «Иди!» – приказал Капитан.

Издали донесся крик. Где-то посреди хребта захлопнулся люк. Обернувшись, я увидел, как два пехотинца заваривают швы. Казалось, теперь они двигаются быстрее, чем прежде. А может, у меня разыгралась фантазия.

Люк шлюзовой камеры по правому борту распахнулся. Замерцало, заплескав светом проход, внутреннее освещение «Харибды»; на контрасте аварийные фонари хребта казались еще тусклее. Я заглянул внутрь: свободного места в кабине почти не осталось – только единственный распахнутый гроб, втиснутый между баками с хладагентом, горючим и громоздкими усиленными амортизаторами. «Харибду» переоборудовали для дальних полетов с высоким ускорением. Для меня. Труп Сарасти толкнул меня в спину, и я обернулся.

– Это когда-нибудь был он? – спросил я.

Иди .

– Скажи. Он хоть раз говорил за себя? Решал ли что-нибудь сам? Мы хотя бы раз следовали его указаниям или все это время с нами говорил ты?

Неживые, стеклянные глаза Сарасти непонимающе пялились на меня. Его пальцы заскребли по наладоннику.

Лди плхо выплняют прикзы мшн. Так вам спкойнее.

Я позволил зомби пристегнуть меня и захлопнуть крышку. Лежал в темноте, чувствуя, как нас мотает и бросает, а челнок ложится в стартовую шахту. Я стерпел внезапную тишину, когда разомкнулись стыковочные захваты, спазм ускорения, сплюнувший меня в пустоту, и нескончаемый разгон, давивший на грудь мягким курганом. Аппарат вокруг меня содрогался от нагрузки, намного превосходившей нормативную.

Внезапно снова включились имплантаты. Я мог выглянуть наружу, если бы захотел, увидеть, что творится за моей спиной. Но я не стал этого делать, упрямо и отчаянно отвел глаза.

К этому моменту «Тезей» уменьшался даже на тактическом дисплее. Корабль, спотыкаясь, ковылял вниз по склону гравитационного колодца, вихляя, скорее всего, намеренно, из-за последних маневров, призванных подтащить бомбу как можно ближе к мишени. «Роршах» поднимался ему навстречу, раскрывая скрюченные шипастые щупальца и потягиваясь, будто готовился заключить противника в объятия. Но внимание приковывали не соперники, а фон: лик Большого Бена бурлил в кормовых камерах, наполняя окно кипящими вихрями. Поверх изображения ложились тугие магнитные линии. «Роршах» перетягивал магнитосферу планеты на себя, как пестрый широкий плащ, свивая ее в тугой узел, который разрастался, наливался светом, бугрился.

«Судя по спектру, торсионная вспышка на карлике L-класса, – сказал Сарасти сразу после нашего пробуждения, – но с таким эффектом мы должны бы увидеть что-то большое, а небо в этом направлении чистое. В результате Международный астрономический союз отправляет сигнал в артефакты статистики».

В каком-то смысле это правда. Возможно, то был эффект от столкновения или краткий, яростный вскрик огромного реактора, перезапустившегося после миллионнолетней спячки. Вроде нынешнего: солнечная вспышка без Солнца. Магнитная пушка в десять тысяч раз сильнее любых естественных значений.