Шрифт:
— Она не останется надолго. Никогда нигде не задерживается. И даже не берите в голову, не стоит из-за нее беспокоиться, Каролина.
— Конечно. Спасибо, вы были так добры ко мне, в особенности когда я была такой…
— Ерунда, — быстро отрезала та. — Мы просто не знали, как вам помочь. Не знали, что будет для вас лучше. Вы были в такой печали, таком горе. Что тогда произошло? — осторожно спросила она. — Кто-то умер в этой автокатастрофе?
Чувствуя, что ее глаза уже полны слез, Каролина сделала глубокий вдох, чтобы сдержать их, и поспешно ответила:
— Да, умер. И от этого очень больно.
— О, дорогая! — с таким состраданием произнесла миссис Гастингс, что Каролина не выдержала и слезы хлынули из ее глаз.
Миссис Гастингс прижала ее к себе.
— Бедная девочка. Мы же не знали никаких подробностей. Не знали, что кто-то умер… кто-то очень дорогой вам обоим. А с вами рядом даже не было матери, чтобы пожалеть и приголубить. Алекс рассказывал мне, что вас воспитывала бабушка.
— Да, — всхлипнула Каролина, положив голову ей на плечо.
Через некоторое время Каролина взяла себя в руки, вытащила бумажную салфетку, вытерла слезы и попыталась улыбнуться.
— Я никому не скажу, если вы не хотите, чтобы об этом знали, — пообещала миссис Гастингс. — А теперь садитесь и скушайте бутерброд. И пейте кофе, пока горячий. Если я вам понадоблюсь или захочется с кем-нибудь поговорить, вы знаете, где меня найти, да?
— Да. — Каролина протянула руку миссис Гастингс. — Спасибо.
— Не за что. Алекс ведь тоже очень переживает, да? Он, правда, никогда не говорит об этом вслух. Весь в свою мать, все держит в себе.
— А вы ее знали? — осторожно спросила Каролина. — Маму Алекса?
— Да. Они жили здесь какое-то время.
— Он говорил, у нее была железная выдержка, как у стоика.
— Да, — задумчиво произнесла миссис Гастингс, как будто погружаясь в прошлое, вспоминая. — Матери-одиночке всегда тяжело.
— Она была вдовой? — удивилась Каролина.
Алекс никогда не говорил ей об этом. Вообще мало рассказывал о своем детстве.
— Вдовой? — переспросила миссис Гастингс. — Гм, вероятно. Не работайте слишком долго, — вдруг переменила она тему разговора. — Выходите подышать свежим воздухом. А снег все валит и валит… — добавила она, уже выходя из комнаты.
Каролина медленно ела бутерброды, думая о том, что миссис Гастингс так тщательно скрывает о матери Алекса. Может, то, что она не была вдовой. Наверное, лучше спросить у Алекса. Или не стоит наступать на больную мозоль? И, видимо, надо было признаться миссис Гастингс, что умер их неродившийся ребенок, а не взрослый, как та, судя по всему, поняла. Но я, должно быть, еще не готова говорить об этом.
Доев завтрак, она решила прислушаться к совету миссис Гастингс и пойти немного погулять, чтобы проветриться, перед тем как вернуться к работе. Отнеся поднос на кухню, она стала одеваться, но не смогла найти шарф и выругалась, решив, что, должно быть, обронила его в отеле. Натянув шапку и перчатки, она вздохнула и решительно постучала в дверь кабинета.
Алекс сидел, облокотясь на спинку стула, положив ноги на стол, с карандашом в зубах. Он тупо уставился на кляксу на промокашке.
Каролина с нежностью посмотрела на него. Ей так захотелось прикоснуться к его волосам, почувствовать их запах, родной и почти забытый. Она молча подошла к нему сзади и поцеловала в голову.
Вздрогнув от неожиданности, он обернулся.
— Привет, ты что, уже закончила на сегодня.
— Нет, я просто собираюсь пойти подышать свежим воздухом. Почему бы тебе не пойти со мной? — вдруг спросила она.
Он внимательно посмотрел на нее своими выразительными зелеными глазами и снял ноги со стола.
— Пожалуй. — Вынув карандаш изо рта, он швырнул его на стол и встал.
Поцеловав ее в щеку, он вышел в коридор одеваться.
Каролина с каким-то щемящим чувством тоски наблюдала за тем, как он натягивает ботинки.
— Ну хорошо, пойдемте, миссис Барнард, опорочим девственно-чистый снег.
— Да, Алекс, прости меня за вчерашний вечер, — неожиданно для самой себя сказала она.
— Все в порядке, пошли. — Он взял ее за руку, и они вышли из дому.
Все в порядке? Разве? Хотелось бы верить, что это так. Тяжело вздохнув, она посмотрела на небо. Оно было чистым, ярко-голубым.
Вместо того чтобы идти по дороге, Алекс потащил ее на пустырь. Она обернулась, посмотрела на их следы на снегу.
Алекс все еще прихрамывал на левую ногу, но уже не так сильно. Она уж было открыла рот, чтобы спросить, не трудно ли ему идти, но передумала. Ведь вчерашнее упоминание о травмированной ноге он воспринял болезненно. И он уже не ребенок, ему лучше знать, на что он способен.