– Да, она самая, – со смехом подтвердила Энн. – Что и говорить, Джейн – такая славная! Анаис всегда считала ее близкой подругой. Они втроем отправились во Францию.

Энн вдруг насупилась, потом медленно взглянула в глаза Линдсею:

– Не знаю точно, в какой именно момент они встретились там с лордом Броутоном.

– Прошу прощения? – произнес Линдсей обманчиво-спокойным голосом, хотя ощущал себя так, будто ему в сердце с размаху саданули ножом. Все его инстинкты обострились, придя в состояние боевой готовности, все его страхи тревожно заметались в сознании.

– О да, лорд Броутон был там, в Париже, с ними. Неужели вы не знали? – В тоне Энн засквозила озадаченность. – Мне показалось, что он оставался с ними довольно продолжительный период времени. Не знаю точно, как долго, разумеется. Именно лорд Броутон привез Анаис домой, когда она так заболела… Фактически он неотлучно находился в нашем доме как минимум последние шесть недель.

«Многое изменилось…» – слова Анаис всплыли в сознании Линдсея, и он с трудом подавил в себе желание грохнуть что-нибудь тяжелое об пол. «Броутон в Париже с Анаис? – настойчиво стучало в висках. – Броутон и Анаис? Бог знает, чем они занимались там вместе…»

Пальцы Линдсея глубоко вонзились в кожаные подлокотники кресла, когда он постарался взять под контроль чувства, угрожавшие нахлынуть на него.

– Расскажите мне об Анаис и Броутоне, Энн.

– На самом деле здесь не о чем рассказывать, – отозвалась она, изящно пожав плечами. – Моя сестра больше не доверяет мне. Мы не беседуем – о важных вещах, по крайней мере. Теперь ее доверенным лицом стал лорд Броутон.

Он, Линдсей, был когда-то ее доверенным лицом, ее задушевным другом. Это к нему она обращалась, когда нужно было выговориться. Услышав, что теперь Анаис доверяется кому-то другому, Линдсей почувствовал, как похолодело все внутри. Но с другой стороны, он сам во всем виноват. Это собственные крайности и слабости навлекли на Линдсея такие беды. Он хотел бы винить в несчастьях своего друга или сетовать на то, что Анаис отвернулась от него, но не мог обманывать самого себя. Он потерял ее из-за своего дурного поведения, и проглотить эту горькую пилюлю правды было чрезвычайно тяжело.

– Я вижу, как они шепчутся, когда думают, что никто на них не смотрит. Я знаю, что у них есть какие-то общие секреты. Что-то случилось во Франции, я нисколько в этом не сомневаюсь. Но Анаис никогда не расскажет мне. Она не станет говорить об этом ни с кем.

– А ее болезнь? – спросил Линдсей. – Вам что-нибудь известно об этом?

– Боюсь, я нахожусь в таком же неведении, как и вы. Не знаю ничего, кроме того, что говорит мне Анаис, а она твердит одно и то же, снова и снова. Якобы она подхватила инфекцию во время пребывания во Франции, и болезнь, что бы это ни было, вызвала общее плохое самочувствие и проблемы с сердцем.

– А доктор Миддлтон, что говорит он?

– Именно это и раздражает больше всего! Он повторяет то же самое, почти слово в слово. Будто они нарочно договорились об этом, отрепетировали, что говорить, в чьих-то интересах. Но я знаю свою сестру. Знаю, что это серьезнее, чем обычное переутомление. Она сама не своя.

– В каком смысле?

– Ну, начать хотя бы с того, что она ест почки и печенку почти каждый день. Вы, разумеется, помните, что раньше она просто их не выносила!

Линдсей кивнул, вспоминая, как Анаис всегда терзала вилкой подобную пищу, разбрасывая ее по тарелке. Она никогда не ела эти блюда, но создавала впечатление, будто, по крайней мере, попробовала их.

– А еще тот факт, что доктор Миддлтон навещает ее каждый день. Каждый день, – с нажимом произнесла Энн. – Для чего приезжает врач, если совершенно очевидно, что она идет на поправку? Ну а кроме того, я слышала, как доктор спрашивал Анаис о ее кровотечении…

Осознав, что сболтнула лишнее, Энн поспешила прихлопнуть ладошкой рот, ее глаза стали круглыми от смущения.

– Что-то я слишком разоткровенничалась. Мать заперла бы меня в комнате на целый месяц, если бы узнала, что я только что сказала, да еще и джентльмену.

– Тсс, моя лапочка, – успокоил Линдсей, пытаясь лишний раз не волновать наивную девушку. – Я, разумеется, не передам вашей маме ни слова из того, о чем было сказано в этой комнате.

Энн вспыхнула до корней волос, но смело продолжила:

– Понимаю, что мне не следует обсуждать подобные вещи с кем бы то ни было, но вы – совсем другое дело, милорд. Вы ведь не будете осуждать и считать меня невоспитанной, не так ли?

– Нет, не буду. Правила светского общества могут быть такими глупыми в том, что касается отношений женщин и мужчин.

Линдсей повернулся на своем кресле боком и посмотрел на красивое лицо Энн, обращенное к нему. Какой же невинной, чистой была Энн! И все же под этим наивным обликом скрывался взрослый и пытливый ум, горящий желанием вырваться на свободу и познать все чудеса этого мира. Линдсей понимал, что истинный джентльмен никогда не позволил бы себе оказаться в комнате наедине с юной леди, не говоря уже о том, чтобы обсуждать то, о чем он беседовал с Энн. Но что-то в глазах этой прелестной девушки напоминало ему Анаис, и внезапно он вспомнил все те доверительные разговоры, которые они с возлюбленной вели многие годы. Это поведало Линдсею всю правду о душе и характере Анаис гораздо красноречивее, чем поцелуи, интимные мгновения любви и страсти. С Анаис ни одна тема не была запретной, и при этом Линдсей не судил ее строго за врожденное любопытство. Не было ни одного другого человека, с которым он мог беседовать так легко, так непринужденно, как с Анаис.