После ужина Уильям пригласил всех в картинную галерею, которую любовно собирал с тех самых пор, когда смог позволить себе это невинное развлечение. Здесь было что показать! Шэрон знала историю каждого приобретения и понимала гордость отца. Он собирал только современные полотна, но никогда не ошибался. Тот, у кого он покупал очередную картину, буквально через несколько месяцев становился знаменитым.

Иногда Шэрон думала, что папа таким странным образом заполняет пустоту, которая осталась у него в душе после смерти жены. Она видела, что отец относится к своим картинам довольно чувственно. Он ценил их не за имя автора или цену, которую они со временем приобрели, а за красоту. Шэрон знала, что отец иногда разговаривает с ними. Однажды она явилась невольной свидетельницей такого монолога и смутилась: уж очень это напоминало любовное свидание. Она не стала ничего спрашивать, решив, что у любого человека могут быть свои странности. Главное, что отец ни разу не попытался навязать ей чужую женщину.

Нелегко, наверное, было Ральфу. В шестнадцать лет назвать матерью молодую красивую женщину. Шэрон видела, что он старается не общаться с мачехой, и женское чутье ей подсказало, что тут не все чисто…

Поэтому она продолжала болтать с Фертом, с удовольствием опираясь на его руку.

— Шэрон, — нагнулся почти к самому ее уху Ферт, — пообещайте мне, что однажды поужинаете со мной.

— Мистер Ферт, — невинно захлопала она ресницами, — это слишком серьезное предложение. Я должна хорошенько подумать, посоветоваться с папой.

Ферт улыбнулся одними глазами и оценил игру.

— Хорошо, — серьезно ответил он, — я буду ждать вашего решения. И, если позволите, поговорю с вашим отцом сам.

— Нет-нет, что вы, — потупила голову Шэрон, — для него это будет такой неожиданностью. Мне нужно месяца два, вы не против?

— Я буду ждать вас вечность, — в тон ей выспренно ответил Ферт.

Сегодня все практически признаются мне в любви, вздохнула Шэрон. На самом деле она отвыкла от каких-либо отношений с мужчинами. И честно говоря, стеснялась. Поэтому делала вид, что играет. Ей не хотелось продолжать с Фертом знакомство. Одно дело весело перемывать косточки знакомым, сидя за столом у себя дома, и совсем другое — куда-то пойти с ним специально. Это уже будет свидание. Она поежилась, вспоминая свое первое впечатление. И искоса внимательно стала рассматривать его, пытаясь понять, что ее так напрягло.

Довольно высокий, стройный. Темные волнистые волосы. Серые глаза, крупный нос. Губы… Вот что было у него неприятным. Какие-то размытые, плохо очерченные. Они извивались, когда он говорил, как две змеи, и складывались в брезгливую гримасу. И подбородок… слишком маленький для такого крупного лица, какой-то женственный. А еще Шэрон поняла, что, когда он говорит какие-то веселые вещи, он не смеется. То есть смеется, но глаза его в этот момент как будто ощупывают всех. Ей опять стало неприятно, и она пожалела, что выбрала его в качестве мести Ральфу.

Шэрон подумала о Ральфе и оглянулась, чтобы найти его. Но Ральфа не было. Наверное, отстал и рассматривает какую-нибудь картину в другой комнате, подумала она, извинилась перед Фертом и отправилась искать гостя. Она ведь обещала отцу, что обязательно будет с ним мила. Но Ральфа не было и в соседней комнате. Шэрон вернулась в столовую, потом зашла в гостиную и библиотеку. Так и есть. Он ушел не прощаясь. Видимо, ему совсем худо. Шэрон обругала себя и пошла к входной двери. Она надеялась, если он не далеко не ушел, догнать и вернуть его.

Она увидела его удаляющуюся спину. К счастью, он почему-то был без машины, иначе она не смогла бы его догнать.

— Ральф! — крикнула Шэрон, спускаясь со ступенек.

Услышав ее призыв, он остановился, повернулся к ней, но не двинулся с места. Шэрон на минуту застыла: она не ожидала, что он будет столь невежливым. Потом решительно пошла к нему. Глупости и условности, сказала себе Шэрон. Если уж она побежала за ним, то заставит его поговорить с ней.

Ральф спокойно смотрел на приближающуюся девушку. На улице было прохладно, и он пожалел, что ушел, не сказав ни слова. Ей было холодно, а у него нет ни пиджака, ни машины, чтобы защитить ее от ветра.

— Прости, Шэрон, — сказал он, снимая пуловер и накидывая ей на плечи. — Я заставил тебя выйти на улицу.

Шэрон была удивлена мягкостью его тона и поступком, но виду не подала. Он вел себя, как старший брат, заботливый и снисходительный к глупости младших. Жалко, что он не собирается устраивать ей сцену ревности…

— Что-то случилось, Ральф? — спросила она, закутываясь в его мягкий и большой пуловер. — Мы чем-то обидели тебя?

— Шэрон, о чем ты говоришь? — покачал он головой. — Мне очень спокойно и уютно в вашем доме. Но я не мог больше выносить эту компанию. Слишком все фальшиво. Все делают вид, что им безумно интересно друг с другом.

— Прости, Ральф, но я не понимаю, о чем ты говоришь, — пожала плечами Шэрон. — Вы с отцом задумали что-то, о чем мне неизвестно. Или ты расскажешь мне все, или я не знаю, как мне поступать дальше…

— Шэрон, я не хочу втягивать тебя в эту историю, — вздохнул Ральф. — Это мои проблемы. Я сам не знаю, что делать дальше. Уильям считал, что сегодняшняя встреча что-то изменит, но я понимаю, что ничего не стало яснее.

— Ты можешь объяснить по-человечески? — разозлилась Шэрон. — Я ничего не понимаю. Вы с отцом ведете себя как мальчишки. Уж если вы решили, что я причастна к этой истории, то, может, соизволите посвятить меня в детали?