Елизавета — дочь недавно умершего короля Генриха VIII и Анны Болейн, которую тот казнил за супружескую измену. Во король был! Надоела жена или родила вместо парня девчонку — в Тауэр ее, на эшафот; не понравилась на ощупь — развод; наставила рога — казнить! Синяя Борода, не иначе, шесть раз венчался, а любовницам и счета не было. Ему, значит, рога наставлять можно, а женам нет? И где, спрашивается, в этом Возрождении справедливость и права женщин? Пришлось скорбно констатировать, что никаких, но требовать их мне категорически запретили, чтобы не устроила сексуальную революцию раньше времени.

Вообще запретов было немыслимое количество. Нельзя все: вмешиваться в правила ношения одежды, в правила гигиены, питания, этикета, ни во что нельзя, даже если мне это совершенно не понравится. Я должна просто «подселиться» и защищать Елизавету. От кого и от чего, сказано весьма туманно: «В жизненных ситуациях». То ли ситуации слишком жизненные, то ли конспирация превыше всего, то ли наставники сами не знали, чего ждать. Мне показалось, что третье.

Я для себя решила, что должна помочь Елизавете тайно родить или, наоборот, не родить. Начитавшись в Интернете всякой всячины, помнила, что тайно рожденный сын Елизаветы, ни много ни мало, — Вильям наш Шекспир. Уже одно это делало миссию немыслимо важной. Все спорят о Шекспире, а я вот буду держать его маленького, голенького на руках!

Когда попробовала осторожно поинтересоваться об этом у Ивана (остальные насмешники, с ними тяжело), тот как-то чуть странновато пожал плечами:

— Не совсем так…

Снова конспирация! Я махнула рукой: на месте разберусь!

Я смотрела на сладко спящую девчонку, волосы которой разметались по подушке. Эту рыжую я должна оберегать? Смотрела и пыталась понять, что к ней чувствую. Девчонка годилась мне в младшие сестрицы, но пока была совершенно чужой.

Она вдруг завозилась и что-то забормотала. Я прислушалась.

— Кэт… Кэтрин…

Почти машинально ответила:

— Да, дорогая…

Не просыпаясь, Елизавета нашла мою руку и прижалась к ней, сладко улыбаясь. Этот момент решил все. Она доверчиво прижималась к моей руке, словно вручала свою судьбу, и обмануть вот эту сонную четырнадцатилетнюю рыжую дуреху, выросшую без матери, я не могла. Уже знала, что действительно буду оберегать и защищать ее. Только бы удалось…

Погладила по рыжим волосам, укрыла плечи, девчонка благодарно улыбнулась, не просыпаясь. Эта доверчивость уничтожила последние сомнения.

Я знала о ней все, эти знания в мою голову вложили без всяких книг и видеокурсов, как и знания привычек, обычаев, языка, весьма отличного от нормального английского, знание тогдашней географии и положения дел в мире. Это невозможно выучить за недели подготовки, хотя я многое прочитала и разыскала без помощи своих наставников.

Итак, впереди жизнь рядом с принцессой, а потом королевой на долгие годы, и я должна предостеречь ее от множества ошибок, уберечь, предупредить, надзирать, в конце концов. Не одна я, есть еще четыре члена нашей группы — Иван, Влад, Сергей и Артур.

Я уже знала, что эта дуреха неосмотрительно уступила мужу своей бывшей мачехи и забеременела. Так вот молоденькие и крепкие нимфетки обычно и залетают, а потом рожают крепких младенцев без всяких проблем. В данном случае проблема была только в одном — у Елизаветы не имелось законного супруга, и ее беременность была настоящей погибелью. Дочь шлюхи Анны Болейн пошла по стопам матери! После такого не то что королевой, даже просто уважаемой леди не бывать и замуж возьмет разве что из жалости какой-нибудь вдовец с шестью сопливыми детьми и домом в сельской глуши.

Допустить этого нельзя, а как не допустить, если мы в имении вдовствующей королевы Екатерины, той самой, от мужа которой и залетела моя подопечная. Слава богу, начало беременности она переносила легко, у нас было время что-нибудь придумать. Королева тоже в положении от того же мужчины, но она в возрасте и ходила с первых дней очень тяжело, все же рожать впервые в тридцать семь тяжело даже в двадцать первом веке, а не только в шестнадцатом.

Меня мало волновала беременность королевы, куда больше — как пока хотя бы скрыть все происходящее с этой рыжей. Идя сюда, я услышала, как шушукались прачки по поводу какой-то дамы, мол, муж в отъезде, а у нее третий месяц простыни чистые… как будет перед супругом оправдываться? И вдруг меня пронзило: но так же скажут немного погодя и о Бэсс! Ее-то простыни тоже девственно чисты второй месяц. Я никогда дольше полуминуты не раздумывала, а потому одеяло с моей любимицы полетело довольно резко, надо торопиться, вот-вот придут служанки, чтобы подготовить все к одеванию принцессы.

Она открыла глаза:

— Что ты делаешь?!

Объяснять некогда, я перекатила Елизавету в сторону, убедилась, что под ней чисто, и лихорадочно зашарила глазами по комнате, пытаясь найти, чем бы нанести себе рану. К счастью, на столике лежали швейные принадлежности — она вечером что-то вышивала. В следующую секунду на моей ноге красовался внушительный кровоточащий надрез. Бэсс в ужасе смотрела, силясь понять, кто из нас двоих рехнулся.

— Что ты делаешь?!

— Тише! Пачкаю твои простыни.