Минутка за минуткой, час за часом, но вскорости над горизонтом стал алеть рассвет, пока неверный, толи да толи нет, едва различимой полоской, но степенно набирающий силу, все разрастаясь и разрастаясь в казалось бы бескрайней тьме, щедро усыпанной горстью звезд.

— Все, будя! — Немнод дал отмашку усталым людям. — Давайте кашеварить, да бедовую ждать, сделано хорошо, остальное уже лишним будет.

Остальное будет лишним. Он невесело усмехнулся своим словам, оглядывая усталых людей. Все уже страх ушел, труд внес усталость и какую-то толику отрешенности в сердца людей. Похоже среди толпы даже об заклад биться стали, что же за птичка попадет к ним в руки, снося скромные барыши в руки гиганта Ростика, который за ночь дважды стесал свои кулаки об физиономии пытавшихся улизнуть к своим мужиков. Все по честному, как решено, так и будет. Немнод со злостью на самого себя сплюнул на землю, сердце предательски не хотело униматься, стуча на все лады тревогу, хоть разум и твердил, что опасаться не чего, даже если злокозненный мужичек не предупредит девушку, раньше обеда она никак с домашними делами не совладает, что бы мать отпустила ее из дому. Чай не графьевых кровей, ей и прибраться надо и состряпать чего по кухне, может еще и воды натаскать, живность какую покормить домашнюю. Да и сама девка не из ленивых, самой совестно будет бросить дела.

— Идет! Идет кто-то! — Загомонил народ, вскакивая со своих мест. Юноша тоже подскочил на ноги сглатывая тревожный ком подкативший к горлу.

— Тьфу ты, принесла его нелегкая! — Сплюнул кто-то, когда разглядели неспешно подходящего к стройке и прихрамывающего Армуса. — Его то что сюда несет?

— Дело видать какое. — Ростик встал за плечом юноши, расползаясь в улыбке. — Что скажешь господин, будем пускать?

Тот лишь кивнул, не произнеся ни слова наблюдая за приближающимся мужичком. Не пустым шел тот, в руках нес флягу резную, да не простой резьбы, Немнод сразу угадал причудливую вязь схожую с носимым на руке браслетиком Адель. Что ж он хочет? Весть несет какую? Ох, лишь бы не опозорил при людях, выдав их ночной разговор.

— Утра вам доброго мастера. — Армус кивнул присутствующим. — Не за ради пустого трепа пришел, а замирится хочу, по совести. Прими в дар дружбы лер Немнод Рах сей мой подарок.

Юноша принял из его рук флягу, оценивая филигранную вязь, мастерски вырезанную по дереву, что не говори, а Армус в этом лучший, таких рук во всем свете вторых не сыскать.

— Не держу зла иль обиды, какой. — Парень кивнул, принимая дар. — Только пока заказ не сделаем этот, не подходи к нашей семье. Ну а как срок выйдет, так милости прошу назад.

Армус долго и пронзительно зацепился взглядом за лицо своего молодого господина, задумавшись о чем то и не решаясь сказать ни слова.

— Так, значит так. — Наконец кивнул он. После чего как то замысловато склонив голову еще раз кивнул. — Все сделаю по твоему слову, как говорил, говоришь и будешь говорить, негоже коли между нами вражда встанет.

Предупредил! Ну шельмец, ух! Немнод сам от себя не ожидал подобной радости, словно груз пудовый с плеч сняли. Он чуть не кинулся обнимать этого избитого им же самим мастера. Но сдержался и кивнув тому на прощание развернувшись ушел к костру где его ожидал его припозднившийся ужин за минувший день с ночью.

Потянулось время, уставшие, издерганные и нервные, они каждый раз вздрагивали, завидев, где ни будь в отдалении чью-то фигуру. Солнышко уже поднялось, лучисто улыбаясь угрюмым и что-то совсем не радостным людям, в напряжении ждущих чью-то большую беду. Час другой, вот уже и растаяли совсем, утренние тени, час еще один и не осталось утренней свежести, а воздух стал наполняться звенящей в этот погожий день жарой приближающегося полдня.

— Идет!

— Кто-то идет!

— Смотрите и впрямь к нам!

— Боги помилуйте!

По рядам побежал шепот, народ подобрался, а Ростик и ряд мужиков сместились чуть в сторону, беря в руки веревку и плотный мешок. Лер пряча пробившие дрожью руки, за спину так же со всеми поднялся, встречать гостя, с трудом сглатывая неожиданно ставший тяжелым воздух. Уже можно было различить легкую женскую фигурку, спешащую напрямик через поле к холму, на котором и возвышался старый приземистый склеп. Быстро идет, взметая подолы юбок, тонкая станом, но еще не разглядеть. Кто же ты? Выбило сердце вопрос, не в одной груди щемящей болью сжимая душу.

— Не моя! — Один из стоящих неподалеку мужичков упал на колени, судорожно глотая воздух.

— Не моя! — Другой вытер по лицу бегущие слезы.

— Боги миловали! — Кто-то стал истово молиться, осеняя себя святыми знаками и с благодарностью поднимая взор к небесам.

— Дура! — Одними губами произнес Рах, затуманенным взором встречая радостно бегущую девушку прямо к нему в объятья. Ну почему? Почему ты нарушила мое слово?! Почему так рано? Неужели дел по дому не нашлось? В глазах поплыло, туманя взор, как если бы смотрел сквозь воду. Зачем ты бежишь сюда, я же велел не приходить? Или проклятый Армус не донес весть? На перерез фигурке вышел помянутый им мужичек, перехватывая девчонку на пол пути. Держи ее! — Захотел он крикнуть, что было сил. — Держи эту дуру, нельзя сюда! Схвати ее, ударь ее, сбей с ног, но не пускай! Скажи ей, что я подлец и вокруг меня сотня голых баб пляшет, скажи ей, что я ненавижу ее и не желаю видеть! Боги пусть она уйдет!

Как же я ненавижу тебя! — Подумал он, смотря глаза в глаза улыбающемуся Ростику. — Ты знал! Знал каменная башка, что так будет! Теперь и я это вижу, по-другому и не могло выйти, такова женская натура. Уже обманывали, уже предавали, теперь бежит прямо на запрет, вроде как с благими намереньями, а на самом деле проверить, не изменяет ли с полюбовницей опять? И что тут сказать? Что тут поделать? Ох ты ж глупое, глупое и дурное женское сердце! И что теперь прикажешь делать? Как тебе объяснить, что есть вещи страшнее тисканья чужих сисек? Ну почему, почему ты ослушалась меня и теперь бежишь сюда со своими проклятыми отварными яичками и прочей дрянью, что теперь в горло не полезет?