Он уже ничего не слышал, он так торопился, что даже проскочил мимо магазина «Автомобили», хотя надо было бы полюбоваться «победой» вишневого цвета, вскружившей голову горняцким мальчишкам.

Много заводов и фабрик в Железногорске, и среди них Гранильная фабрика самая маленькая. Несколько одноэтажных построек, отделенных от заводского пруда небольшим сквером, — вот и вся фабрика. Продукцию главных предприятий Железногорска что ни день увозят длинные составы товарных вагонов, а дневная выработка Гранилки свободно поместится в одном чемодане. И тихая это фабрика, такая тихая, что слышно жужжанье шмелей в фабричном сквере.

На верхней ступеньке деревянного крыльца главного входа, прислонившись плечом к точеной балясине навеса, сидел незнакомый человек.

— Заперто… — сказал он негромко, когда Паня, взбежав на крыльцо, дернул ручку двери. — Тебе кого?.. Сейчас Нил Нилыч будет.

Паня сел на садовую скамейку возле крыльца, украдкой приглядываясь к незнакомцу. Он худощавый, в черном костюме и в необычном соломенном картузе с квадратным козырьком. Лицо у него бледное, морщинистое, но больше всего морщинок сошлось к уголкам глаз, и поэтому кажется, что человек щурится, вглядываясь в сверкающую гладь заводского пруда. Почему-то Паня решил, что это один из приемщиков Ювелирторга, частенько посещавших Гранилку.

Незнакомец снял картуз, открыв редкие волосы, зачесанные над лбом и потемневшие на висках от пота, сунул палец за воротник рубахи, оттянул его, закашлялся и уже не мог остановиться. Такого упорного кашля Пане еще не приходилось слышать. Ему тоже захотелось откашляться, будто это могло помочь.

— Дядя, я газированной воды принесу! — вскочил он. — Тут киоск недалеко. Я сейчас!

— Лишнее… Спасибо… Пройдет… — ответил незнакомец, махнув на Паню своим соломенным картузом, и затих, тяжело дыша.

— Ага, староста уже явился! — С этими словами Нил Нилыч взбежал на крыльцо, гремя связкой ключей. — Анисим Петрович, это староста нашего подшефного краеведческого кружка Паня Пестов, молодой поисковик.

Анисим Петрович? Но ведь так зовут Неверова! Значит, это и есть Неверов? Вовсе не таким, а большим, важным и сердитым представлял себе Паня лучшего уральского камнереза-малахитчика.

Нил Нилыч широко открыл перед гостем дверь.

В директорском кабинете справа от входа стоит несгораемый шкаф с никелированным замком в форме львиной головы. К другой стене приставлена длинная, узкая витрина с брошками, кольцами, запонками и серьгами из самоцветов. А посередине комнаты, как-то не к месту, торчит простой канцелярский стол. Впрочем, к столу Нил Нилыч присаживается редко. Всегда суетится этот полный человек с круглой лысой головой, на которой непонятно как держится парчовая тюбетейка: всегда озабочено загоревшее лицо с длинными, тяжелыми седыми усами, и позванивает серебряный набор кавказского ремешка на синей сатиновой косоворотке.

— Устраивайтесь, дорогой! — подвинул он стул.

Но Анисим Петрович прежде всего занялся грудой малахита, сложенного на подоконнике. Он перебрал несколько кусков, поднося их близко к глазам, вытер руки платком, налил воды из графина в стакан и сел у стола.

— Жарко… Неудобное для меня время… На улице жарынь, а меня кашель бьет — должно быть, от пыли. — Он кивнул в сторону окна и ответил на вопросительный взгляд Нил Нилыча: — Не очень вы меня порадовали. Есть кусочки и подходящие, а больше все дыркач, трухляк, всяческая разнотравица. Вывелся добрый камень, весь под землей схоронился… Доску, конечно, собрать возможно, запрета не имеется, но пестренько выйдет, несолидно.

— Это наши подшефные школьники натаскали, — сказал Нил Нилыч. — Однако имеется еще кусочек. Пестов вчера представил. Может быть, не побрезгуете.

Из нижнего отделения несгораемого шкафа Нил Нилыч достал глыбу малахита, для чего-то дунул на нее и осторожно опустил на стол.

По мнению Пани, было бы вполне естественно, если бы малахитчик тотчас же занялся его камнем. Нет! Анисим Петрович как-то настороженно покосился на глыбу, отхлебнул из стакана, вытер капли пота со лба, протянул руку — и короткие пальцы вдруг легко, ласково пробежали по камню, как бы снимая невидимые пылинки с полукруглых наростов. Его лицо повеселело, глаза, окруженные морщинками, сузились.

— Известный материал, — проговорил Неверов, продолжая ласкать камень. — Такой малахит шел из восточных забоев старого медного рудника. Высший сорт спокойного колера, как в Останкинском дворцу в Москву.

Услышав эту оценку, Нил Нилыч потер руки и подмигнул Пане.

А Неверов говорил:

— Из светлого, веселенького малахита собирали мы шкатулочки, подчасники. Ну еще бусы, брошки точили, резали колодочки для вилок и ножей. Эта мелочь в заведении купца Агафурова работой не считалась… Из настоящего, вот такого камня делали мы вазы для парадных вельможных покоев, письменные приборы на шестнадцать предметов, выкладывали столы… — Он положил руку на глыбу и коротко закончил: — Годится, вполне подойдет!

— Вы нас выручите, дорогой, просто выручите! — воскликнул Нил Нилыч, навалившись грудью на стол и тоже лаская камень. — А то нас даже в газете упрекали, что мы увлеклись мелочишкой, не даем капитальных вещей. Мелочишка!.. Но ведь и она нужна! Народ богатеет, спрос на наш товар такой, что не управляемся. Вы-то нас поймете…

Открыв верхнюю толстую дверцу несгораемого шкафа, Нил Нилыч достал несколько фабричных изделий и положил их на стол. Одно из них особенно понравилось Пане — гляди не наглядишься.