Рикардо так и вынужден поступать. Он черпает дальнейшие теоретические определения денежной формы путем непосредственной эмпирической индукции, путем выделения того абстрактно-общего, что имеют между собой все без исключения явления денежного обращения. Он непосредственно обобщает явления денежного рынка, внутри которого одновременно обращаются различные формы денег: и металлические монеты, и золотые слитки, и бумажные деньги и т.д. Он ищет то общее, что металлические деньги имеют с бумажными кредитными билетами, с золотыми и серебряными слитками, с банковскими обязательствами, с векселями и т.п. И в этом заключается роковая слабость его теории денег.

На этом пути Рикардо смешивает теоретические определения денег как денег с теми их свойствами, которыми они на деле обязаны капиталу, совершающему в них свое специфическое движение, не имеющее ничего общего с [173] явлениями денежного обращения как такового. В итоге за законы движения денег он принимает законы движения банковского капитала и обратно – сводит законы банковского капитала к законам простого обращения металлических денег, монеты. А деньги как таковые, как особое экономическое явление, теоретически так и остаются непонятными, вернее, понятыми неверно.

Рикардо сам чувствовал неудовлетворительность такого метода. Он понимал, что чисто эмпирическая индукция, к которой он вынужден в данном пункте прибегать, по самой ее природе не дает и не может давать необходимого вывода о природе денег. И это понимание у него проистекает не из чисто логических соображений. Дело в том, что он постоянно полемизирует с руководителями банков, с финансистами, которые, по его мнению, поступают с деньгами не сообразно с их стоимостной природой, а вопреки ей. В этом он видит причину всех неприятных коллизий и нарушений в сфере денежного обращения. И именно это побуждает его выяснять истинную сущность и природу денег, а вовсе не философски-логический интерес.

Эмпирически данная картина денежного обращения непосредственно являет взору не истинную природу денег, а как раз обратное – несоответствующее природе денег обращение с ними, результаты неправильных действий банков с деньгами. Так что чисто эмпирическая индукция, как прекрасно понимал сам Рикардо, в лучшем случае даст обобщенное выражение неистинного, несоответствующего природе денег движения и никогда не даст обобщенного выражения такого движения денег, которое соответствует закону их существования.

Иными словами, он хотел найти теоретическое выражение такому движению денег (золота, монет, бумаг, обязательств и т.д.), которое непосредственно отвечает требованиям всеобщего закона стоимости и не зависит (как то происходит в эмпирической реальности) от произвола, своекорыстия и капризов руководителей банков. Истинную природу денег он ищет с той целью, чтобы практик-финансист поступал бы не так, как он поступает до сих пор, а иначе – не вопреки, а в соответствии с требованиями, вытекающими из природы денег.

Эту задачу он и старается решить с помощью дедуктивного выведения теоретических определений денег из закона [174] стоимости, которое одно и может показать необходимые, в самой природе денег заключенные характеристики.

Но дедуцировать специфические отличительные черты денег как таковых, не содержащиеся в теоретических определениях всеобщего закона стоимости, а составляющие особенность денег как особого вида стоимости, ему уже не удается. Специфические черты денег никакими ухищрениями уже не выведешь из определений стоимости. Их волей-неволей приходится получать уже не выведением из всеобщего принципа теории, а чисто эмпирической индукцией, отвлечением абстрактно-общего от всех без исключения форм денежного обращения, включая и металлические, и бумажные деньги, и государственные банковские билеты, и все прочее.

Понимание денег именно поэтому так и осталось одним из самых слабых пунктов теории рикардианской школы.

Дедукция Рикардо в действительности остается чисто формальной дедукцией, которая позволяет вычленить в явлении лишь т'o, чт'o уже заключалось в определениях всеобщего понятия, а индукция – по-прежнему чисто эмпирической, чисто формальной, а не теоретической; формальная индукция не позволяет отвлечь от явления те его черты, которые принадлежат ему необходимо, которые связаны с природой явления атрибутивно, а не появились в нем в силу влияния внешних, не связанных с его природой, обстоятельств.

Формальный характер дедукции еще в большей степени сказывается у Рикардо при попытке подвести под закон стоимости такие явления, как прибыль и прибавочная стоимость.

Подводя прибыль под всеобщую категорию стоимости, Рикардо сталкивается с тем парадоксальным фактом, что прибыль, с одной стороны, удается подвести под категорию стоимости, но, с другой стороны, сверх выявленных всеобщих определений в прибыли остается еще нечто такое, что при попытке выразить его через ту же категорию стоимости вдруг оказывается противоречащим всеобщему закону.