Шрифт:
Обе засмеялись. Шансы попасть в принцессы взлетели.
— А теперь ти!..
Вошли в гостиную обе с усами. Мяукали остаток вечера. Когда Клелию повели спать, она подбежала к Марине, обвила рукой шею:
— А ти завтра придешь?
25
Назавтра Клелия уговорила папу ночевать дома. И чтобы Марина осталась! Марина будет спать в комнате внизу, «где картина с кошечкой».
— Miaou!
— Мя-у-у!
Утром Клелия пыталась проникнуть вниз (никак проверить, с кошечкой Марина провела ночь или с папой), но дверь заклинило, бабушка с дедом открыть не сумели.
Встали поздно, пообедали, повезли маленькую на аттракционах кататься.
Когда Клелия проезжала мимо в красном жестяном «феррари», Ноэль махал ей рукой, и она важно отвечала кивком головы.
— Смотри-ка, воображает себя в кабриолете! Ты видела этот взгляд?
Взгляд как взгляд.
— Ну да…
— Она явно переняла у отца любовь к дорогим тачкам!
Клелия шла, держа обоих за руки. Все у нее маленькое: курточка, шапочка, ладошки.
Вечером мсье Дель Анна отвел девочку к матери, у него получалось поддерживать нейтралитет. Доели холодную курицу, валялись перед телевизором у Ноэля в комнате, в уюте: стены, обшитые деревом, картины (увы, в родительском вкусе), пианино. Оконце и дверь в садик. Можно существовать автономно, только душ и кухня наверху.
Завтра ни свет ни заря Ноэлю лететь к Барбосе в Португалию.
— Не хочешь в «Ступеньках» перекантоваться эти три дня?
Нет. Ей совсем не страшно здесь без него. Наоборот… Сегодня наблюдала, как мсье Дель Анна подошел к жене, обнял и поцеловал в шею. Люди вместе полвека прожили, а равнодушия нет. Повезло же Ноэлю родиться в такой семье… Она ловила взгляды, которые родители бросали друг на друга, слушала с улыбкой, как они препирались из-за ерунды, умилялась тому, что было для них естественным: отец Ноэля чистил жене апельсин, а она возвращала его: ешь, тебе витамины нужны. Наутро мадам Дель Анна выставила на стол всячину — сыры, ветчину, сладкие хлебцы, йогурты, но приказала много не есть, скоро обед. Здесь обедали в час, вставали в семь. Мсье Дель Анна не удержался от комментария:
— Во сколько вы легли, не знаю, но судя по тому, во сколько вы проснулись…
— Мсье Дель Анна, давайте вы будете говорить мне «ты»?
— Не давайте. Я ко всем на «вы» обращаюсь.
Мама Ноэля хитро улыбнулась:
— Он к тебе присматривается. Его завоевать не так легко!
Марина ответила улыбкой:
— Но вам же удалось…
И начался разговор длиной в три дня — о том, кто кого завоевывал; каким был Ноэль в детстве и какая хищница Аннагуль; как в двадцать лет Ноэль в брак сходил, о том, какая прелестная Клелия, и о том, сколько миллионов у Джованни.
— Мы жили на Сицилии, в Палермо. Три сестры, одна другой красивее. Мой будущий муж обосновался под Парижем, но родился в Лечче — это в Апулии, там, где каблук итальянского «сапожка». Однажды он отправился проведать семью и заехал к приятелю в Палермо… А приятель был нашим дальним родственником. Мне восемнадцать стукнуло, я готовилась в университет, но он отрезал: «Без тебя во Францию не вернусь». Он был очень красивый, старше на десять лет, такой уверенный в себе. Сейчас фотографии принесу…
Старый альбом. Двое молодых-счастливых, все время за руку. Елисейские Поля тех лет. Длинный барак («Завод моего мужа!»). Щекастый «ситроен “2 chevaux”» с круглыми фарами, с дворниками врастопырку, перед ним девочка, растерявшая половину молочных зубов, симпатяшка.
— Это Мари.
Мари, уехавшая в Мексику счастья и вдохновения искать.
— Я смотрела ей вслед и печенками чуяла: больше не увижу. Ошиблась… увидела — когда гроб доставили.
— Почему вы ее не удержали?!
— А разве можно кого-либо удержать?
Ходики тикали, показывали полночь. Мсье Дель Анна давно спать ушел.
— Вот тебя, Марина, тоже ведь не удержать было…
Пробный камушек: из Ноэля ведь слова не вытянешь. И Марина все рассказала. Даже о проблеме с видом на жительство: когда только новый брак спасет, но почему бы не расписаться — такая любовь. Мадам Дель Анна пожала плечами: «Вы так мало знакомы! А Ноэль, думаю, уже не женится».
— Тогда я уеду в Россию, и он меня больше не увидит, — Марина почувствовала раздражение. То ли оттого, что ее отношения были банально восприняты, то ли от плеснувшего: «А если и правда?»