Пес проводил Урука до двери. Внутрь он не вошел. Запах нехороший. Не просто нехороший, не просто противный — мучительный запах. Как в крестьянском амбаре, где собак сначала кормят, а потом они куда-то исчезают. Из-за двери, куда вошел Урук, несло страхом, даже ужасом. Как будто шершни нос жалили.

Пес отодвинулся подальше от двери и заметил керамический горшок, из которого вытекала вода. В горшок вода попадала с кровли кузницы. По земле от него текла мутная жижа, сам горшок пах углем, но вода внутри была чистая, вкусная. Напившись, пес почувствовал запах жареного мяса. Он потянул носом воздух — глубоко, с наслаждением…

Входная дверь храма оказалась лишь чуть приоткрытой, но аромат мяса доносился именно оттуда. Пес протиснулся внутрь. Там пахло людьми, но не так мерзостно, как за дверью барака.

Мебель и оружие капитанской квартиры пса не заинтересовали. Он заметил вторую дверь, но источник запаха находился в этой комнате. Перед очагом с тлеющими углями стояли козлы, на которых висели козьи шкуры, зачем-то исчерченные непонятными линиями. Козы, правда, умерли давным-давно, люди что-то сделали и с козами, и с их шкурами. Съедобного на них, почитай, ничего и не осталось, запах один. Он все же потянул на себя одну из шкур. Вся стойка грохнулась на пол. Пес отпрыгнул, потом вернулся, утащил одну карту под стол и принялся ее жевать.

Пес так увлекся этим занятием, что не заметил, как бесшумно отворилась вторая дверь. Успев одолеть лишь четверть долины перед Дагонором, он вдруг ощутил сильный рывок: его схватили за хвост и вытащили из-под стола. Пес попытался извернуться и цапнуть обидчика, но тут сильные руки сжали его шею. Все попытки освободиться успеха не принесли.

Пес слышал, что Урук его зовет, но ответить не мог. Уже в святилище храма те же мощные руки с силой швырнули его о стену. Пес, жалко поскуливая, сполз на пол.

Урук проскользнул в открытую дверь храма. Внутри никаких украшений, никаких предметов культа, облегчающих общение с богами. Как будто попал в кладовую купца, а не в храм. Приоткрыта вторая дверь, в святилище.

На полу отпечатки грязных лап пса. Сваленная стойка с картами. Урук нагнулся, поняв, наконец, что здесь понадобилось псу. Недожеванная карта… И следы когтей пса на второй двери. Урук бесшумно толкнул ее. Дверь чуть подалась и уперлась во что-то. Приперта изнутри.

До этого момента Урук избегал шума, но надо было выручать пса. Урук отпрянул и с размаху навалился на дверь. Дверь распахнулась внутрь, и тут же сильно завоняло мочой. Урук сделал два шага и ступил в какую-то жидкость. Неподалеку валялось обмазанное глиной деревянное ведро, из которого и вытекла лужа. Ноги можно отмыть. Однако Уруку показалось диким, что кто-то справляет нужду в своем собственном доме, который, к тому же, является жилищем бога.

Из помещения вели два прохода. Левый был совсем темным. Правый освещался через щели в стене. Урук выбрал правый — только потому, что там было светлее.

Короткий коридор заканчивался большой душной камерой. Свет проникал через щели, оставленные между камнями на стенах и в потолке. Но Урук не обратил внимания на комнату.

Пес лежал на животе у дальней стены. Из ноздрей текла кровь. Передние лапы скребли пол, задние были неподвижны. Пес здесь был не один. Над ним склонился человек в длинной шерстяной хламиде, похожей на женскую рубаху. «Анта-Кане», — догадался Урук. Большой. Высокий и толстый. Кожа светлая, совершенно безволосая. Пальцы одной руки погружены в шерсть пса, другая ладонь чешет лысую голову, похожую на громадное яйцо. Анта-Кане бормочет что-то себе под нос. Что-то напоминает Уруку этот язык. Сначала не понял, потом разобрал, наконец, что-то знакомое: Оло-кудон. Урука как будто обдало жаром. Горный диалект верховий Нила.

Он прошел еще несколько шагов, но тут Анта-Кане замолк. Урук остановился.

— Пес! Я заберу тебя отсюда.

— Нет. Он больше никуда не уйдет.

Анта-Кане повернулся к Уруку. Казалось, что он взмахнул крыльями, как гигантская летучая мышь. Жрец оказался выше Урука. Охотник чувствовал себя так, словно он подросток и стоит перед отцом. Он поднял меч.

На лице Анта-Кане ни бровей, ни ресниц. Глаза без радужки. Уж не слепой ли он? Но когда Урук шагнул вперед, он понял, что эти глаза следят за каждым его движением.

— Зверь больше никуда не пойдет, — повторил Анта-Кане и скрестил руки на груди.

— Я не уйду без него.

Анта-Кане улыбнулся, показав безупречные белые зубы.

— Ты тоже больше никуда не пойдешь.

Урук понимал, что противник опасен. Ясно хотя бы по тому, как он спокойно дышит. Анта-Кане не из пугливых. Но отступать Урук не собирался.

— Ты зачем пришел? — спросил Анта-Кане на языке эгипов.

— За ним, — ответил Урук на общем языке Шинара, кивнув в сторону пса.