Атомная бомбардировка Хиросимы 6 августа 1945 года, унесшая жизни почти 92 000 японцев, причинившая ранения 37 000 и оставившая без крова 170 000 человек, была предметом споров до ее проведения и осталась таковым и после. То же можно сказать и о сбросе второй атомной бомбы на Нагасаки 9 августа, жертвами которой стали 40 000 убитых и 60 000 раненых. Правда, оценивая эту операцию, надо учитывать два момента. Во-первых, американский Генеральный штаб полагал, что уже запланированное вторжение в Японию будет чревато потерями в 500 000 человек; и во-вторых, Токио напрочь отклонил «Потсдамскую декларацию» США, Великобритании и Китая от 26 июля 1945 года [111], к которой присоединился и Советский Союз, объявивший 8 августа войну Японии. Как бы то ни было, этот основывавшийся на прагматическом расчете — конечно, жестокий, если не сказать бесчеловечный — двойной удар по японскому гражданскому населению, дополненный внезапным крупномасштабным наступлением Красной Армии в Маньчжурии, имел своим следствием то, что император Хирохито принял — до последнего момента оспаривавшееся среди его военных — решение в пользу капитуляции [112]. 15 августа император обосновал этот шаг в своем эпохальном заявлении по радио и отдал приказ об осуществлении капитуляции по всем правилам. Полагают, что после этого покончили с собой до 200 000 японцев, а в общем же и целом исходят из того, что в мировой войне Япония потеряла около 1 800 000 человек, причем почти 600 000 из них — гражданские лица [113].

И вот 2 сентября был подписан процитированный в самом начале Акт о «безоговорочной капитуляции» [114], по которому Токио принимал все условия «Потсдамской декларации», в том числе ограничение японского суверенитета на островах Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и на ряде еще подлежавших определению позднее более мелких островов, демилитаризацию, переход к демократизации японского общества, уважение прав человека, выплату репараций, обязательства по торговой и экономической политике, а также право союзников на привлечение военных преступников к ответственности.

В последующее время действительно имела место длинная череда процессов, в ходе которых 4200 обвиняемых были признаны виновными и 720 приговорены к смерти и казнены [115]. Наиболее известным стал Токийский процесс против главных военных преступников, проведенный «Международным военным трибуналом для Дальнего Востока». В качестве главных обвиняемых на этом суде, начавшем свою работу 19 января 1946 года и завершившемся 4 ноября 1948 года вынесением 7 смертных приговоров и 16 приговоров к пожизненному заключению, предстали 25 человек. И в Японии Международный военный трибунал вызвал критику [116]. Но хотя тут и есть основания для кое-каких юридических сомнений, тем не менее для Токио применима та же оценка, что и для Нюрнберга. А вообще-то подлинная проблема в случае с Японией заключается в том, что руководство страны, которая доставила неизмеримые страдания своим соседям, отказывается — за исключением одного-единственного случая — признать это.

О таком обхождении с историей свидетельствует тот факт, что, несмотря на «ликвидацию системы Тенно», развенчание военной элиты и лишение власти крупных землевладельцев, не было социального сдвига в «нормах и базовых структурах». Скорее, пережитое в войну реставрировало «традиционное социальное поведение», а перемены ограничились областью институционально-технических изменений [117].

С материальной точки зрения Япония — потерявшая все свои завоевания, что повлекло за собой, среди прочего, и репатриацию почти 7 000 000 человек, — стояла в момент окончания войны перед грудой обломков. Экономика страны была разорена, бомбежками было разрушено 3,7 млн квартир — четверть всего жилого фонда по состоянию на декабрь 1941 года, причем во многих городах от жилой площади осталось не больше ее половины. Десять млн японцев были вынуждены эвакуироваться. Сельскохозяйственное производство составило максимум две трети уже недостижимого довоенного объема, а выпуск продукции промышленностью не доходил и до четверти. Особенная трудность заключалась в том, что наибольшие разрушения имели место как раз в промышленности, производящей товары народного потребления. В общем же и целом объем капиталов в народном хозяйстве составлял все же ни много ни мало, а 60 % своего объема довоенной поры [118].

С другой стороны, Япония не знала на своей территории наземных боев с их опустошающими последствиями. Кроме того, державы-победительницы не поделили страну на оккупационные зоны, функционировала, как и раньше, центральная администрация, сотрудничавшая с американцами, которые контролировали и продолжавшее существовать правительство всей страны. Новая конституция сделала Японию в ноябре 1946 года парламентской демократией, впервые в своей истории народ увидел себя поднятым до уровня хозяина государства.

Конечно, для простого человека было, вероятно, куда важнее то, что островная империя неожиданно быстро наверстала свои материальные потери в той войне, когда в 1950 году началась война в Корее [119]. Большинство же политических последствий конфликта было урегулировано Сан-Францисским мирным договором от 4 сентября 1951 года, ограничившим страну в территориальном отношении ее владениями 1868 года [120].

Когда, наконец, поздним летом 1945 года умолкли пушки, ни в Европе, ни в Азии не завершились еще либо «гражданские войны», либо обычные «гегемониальные войны» — закончился лишь тотальный и глобальный конфликт систем, который кое-где — и отнюдь не только в Советском Союзе — носил характер уничтожения. Едва ли представимые до того людские потери, вызванные регулярными боевыми действиями, бомбежками, геноцидом, репрессиями против гражданского населения, военными преступлениями и преступлениями при депортациях, а также чистками — вот каковы его итоги. Помимо того, и в европейском, и в азиатском регионах имели место в гигантских размерах переселения людей, всякого рода разрушения, а также эксплуатация людей и материалов. О том, как это еще скажется в будущем, можно только догадываться.

Но одновременно мировая война привела к техническим и научным новшествам, которые имели далеко идущие последствия и в гражданской, и в военной сферах. Здесь можно напомнить не только об атомной бомбе, но и об атомной энергии. Фактом является также и то, что предпосылки для космонавтики были заложены до 1945 года. Не говоря уже о радаре с его разнообразнейшими возможностями использования и о компьютерной технике и компьютерной технологии.

К этому добавляются общественные перемены, — скажем, в результате ликвидации классового общества или же вследствие процесса демократизации. Американский президент Билл Клинтон, выступая на празднествах в честь 50-летия высадки в Нормандии и подчеркнув, что начавшаяся в 1941 году борьба за претворение во всемирном масштабе формы демократического государства еще не закончена, установил на этот счет самую непосредственную связь из перспективы 1994 года.

Конечно, в принципе в каждом конкретном случае — как в научно-технической, так и в социально-экономической сфере — можно было бы определить, идет ли речь о результате, обусловленном войной или эпохой. Как раз в отношении процессов общественного развития, коль скоро они разбираются, скажем, в связи с проблемой модернизации, война часто была только их движителем либо катализатором, но не их причиной.

Вторая мировая война, несомненно, изменила международную расстановку сил, но она не внесла в нее революционных перемен. Будучи в политическом плане двухполюсным мировым порядком, а в военном — равновесием страха, модифицированная международная система просуществовала в таком виде почти 50 лет. При этом в эпицентре происходящего оставалась Европа, но ее страны мутировали в большой политике из субъектов оной в ее объекты. Непосредственно это продемонстрировал пример побежденной великой державы — Германии, где поражение явилось столь тотальным, что какое-либо оживление нежелания смириться со случившимся — в духе 1918 года — представилось невозможным. А у держав-победительниц перелом проявил себя полностью только в ходе деколонизации.