Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

23 ноября

ГОЛУБОЙ ЗОНТИК

Три дня уже свинцовые громады Объемлют туч угрюмый горизонт, Три дня уже я слышу репримады: – Купи, голубчик, дождевой мне зонт! И раб пошел царевшины покорный И подобрал по тощему карману С псевдослоновой ручкой зонтик черный И к милому принес его тирану. «Ха-ха! Ха-ха! Да ведь он голубой! Посмешище какое-то, не зонт!» – Он черный… черный… – я, дрожа губой, Шептал в ответ с испугом. Вот афронт! Но ты противное мне доказала, И любящий мне дорог произвол. «Пусть так! Вселенной помрачилась зала, И кстати нам лазоревый символ!»

Ноябрь

ЗИМНИЙ ЭСКИЗ

Смятеннодушный, безосновный, Но временами чародей, Брожу я средь ученых овнов И голосующих сельдей. Телесный правя кавардак, В свинцовые гляжу простыни, Но дух мой жаждет лишь пустыни, Пещеры жаждет он, чудак! И если б не арестовали, Всему бы пожелал я vale И в новой где-нибудь Фивайде Поминки справил бы по райде За истиной облыжноглазой. Но стыдно как-то, и меж разной Блуждать я продолжаю тварью, Что заливает киноварью Безумья нового вертеп. И зачастую также слеп Сержусь я, радуюсь зачем-то, Пока угрюмое Memento Мне mori в траурных венках Не перережет вдруг дорогу, Пока не вспомню впопыхах Заглохшего стремленья к Богу, А вспомнив, в храм Аннунциаты Бегу под балдахин богатый, Где в бликах серебра и свеч Латинской литургии речь И ритуал евхаристии В Судьбой придушенном витии Рождает в творческом экстазе Гирлянды голубых фантазий. Затем бегу к каморке тихой, Где за своей неразберихой Сидит моя метафизичка, И милое целую личко, Грустящее по бедной маме, Оставленной в стране, где хамы Творят Антихристов шабаш – И чрез края слиянных чаш Нектар божественный сливается, И жизнь вокруг одушевляется, И Песнь-Дитя от слов рождается!

3 декабря

КРИК В НОЧИ

О Ты, живущий там, Где нет щемящей яви, Зачем моим мечтам Горыныч, многоглавый И кровожадный Змей, Как у аттических камей, Срывает нежные головки? Зачем Афон он и Соловки Мечтателя не пощадил, И фимиам паникадил Зачем словесных потерял Спасавшую когда-то силу И под зубами плотских рал Сошел за родиной в могилу? Ведь я всё тот же, непреклонный, Тобой, Отец, одушевленный, Ничем земным не зачумленный, Алчбой рабов не искушенный, Духовный, чистый атом Твой, В познанья суете нагой! В тобой назначенную мне Влюбленный девственную Розу. Так почему ж опять во мне Плотскую слышу я угрозу? Так почему ж мои мечты Всё снова распинаешь Ты? И в тихие мои Соловки Сомненья посылаешь Змея Свернуть эфирные головки На синем небе Эмпирея Задуманные, Боже, мной За монастырскою стеной?

12 декабря

ПИСЬМО ХИЛЬЧЕ

Мы были вне себя, поверьте, Наш златокудренный Хильчук, Узнав, что Вы из Царства Смерти Избавились исподних мук И после мытарства в Пленбеже, Et caeter`a, et caeter`a, Пристали в тихом Паневеже; Хоть он изрядная дыра, Но всё же лучше во сто крат Российского равенства лужи, Где всякий каторжник-Марат Что день затягивает туже На шее плотскую петельку И где лишь спрятанный в постельку До Иосафатова Суда Счастлив бывает иногда. Когда мы год тому назад Попали в буржуазный Ковно, Он поразил голодных, словно Всевышнего лазурный сад, И океан в безбрежной чаше Не мог нам показаться краше Литвы убогой городка; Как два спасенных голубка, Мы зерна редкие культуры Клевали, жадные, повсюду И дивовались на конуры Laisves аллеи, как на чудо, Как не дивуемся теперь На флорентинские палаццо. Но что ж, таков духовный зверь, Привычка хуже всяких Аццо, Тиранов старины седой, Лишь с пролетарской лебедой Да философией из жмых Не примиришься; чтоб им лих! Но год прошел – и пролетарий Следы равенской киновари С лица и брюха посмывал – И мысли пламенный штурвал Окрепшей направляет волей Розеночек с ожившим Толей В лазоревые небеса, Где неувядшая краса Веков минувших и грядущих, Нерукотворное несущих Бесцельным в мире пилигримам, В неосязаемом, незримом Нашедшим Божьи чудеса, – И с духа упадут леса Минутной на земле постройки, И бытия лихие тройки Умчатся, словно вертикаль, В Создателя святую даль. Привычка – подлый Совнарком С гниющей падали душком, Но не в Италии она К моей душе пригвождена; Здесь до последнего мгновенья Я буду видеть сновиденья И грезу вещую любить, Здесь новую всё буду нить Я плесть блестящих сновидений, Пока печальноокий гений Не загасит мою свечу, – Здесь я за бытие плачу Лишь звонкой Божьею монетой. Всё сызнова берет мой дух Вселенной голубой воздух, Над тайной естества простертый. Нем разум и немы реторты, Но созерцающий аккорд От распреуравненных морд Освобождает нас, сестрица, И раненная насмерть птица Освобождается от смерти И кличет сродных к звездоверти, Благовествует и, не зная, Не ведая куда, зачем, Доликовавшися до рая, Становится мгновенно всем! Из этой выси три луча Отрезав острием меча С лепешкой из лазурной манны Всегда божественной Тосканы И засушив их меж листов Письма, – я, кажется, готов; Готовым быть давно пора; Меня торопит мамчура: Довольно, Толик, не балуй! Привет и братский поцелуй!

28 декабря 

1922 1-я тетрадь. Флоренция 

УЩЕМЛЕННОЕ СЕРДЦЕ

Я спас изможденного тела В подвале прогнивший ларец, Душа ж улететь не хотела В лазоревый Божий дворец. Ее пригвоздили чекисты Заместо Распятья на гроб России, страдалицы чистой И жертвы восставших утроб. Ее утопили советы В равенства смердящего лжи, В нее, оборвав эполеты, Свободы всадили ножи. И вот почему на чужбине Плетется печальная тень, И вот почему без святыни Живу я в ликующий день!

7 января

ЗАПЛЕВАННЫЕ СВЕТОЧИ 

1

Богохульники и звери Много парчевых поверий В Боженькином тронном зале Заплевали, растерзали По невежеству, должно быть, И по сатанинской злобе, А над дивною парчой Полунощник со свечой, Брат-отшельник и поэт, Просидели много лет, Много-много – и не счесть, Ткать пришлось им, ткать и плесть, И слезами поливать Изумрудную печать Тайны несказанно-странной, Еговою повдыханной В словом избранную грудь, В сердца чистый изумруд!

2

Не хотите – и не надо, Слова пьяная менада Отрезвилась, видя чудо, Два уродливых верблюда Труп Фантазии стокрылой От свободы свинорылой В сердце отвезут Сахары, И для отрезвленной хари Мир погибнет этот старый, А животная Медуза На алтарь воздвигнет пузо Уравненного скота! Что же, пусть, нам всё едино, Сердце у поэтов – льдина; Песни бедного Франциска, Мудрость нежного Христа, – Это солнечного диска Отпылавшие уста.

3

Мы не сами песни пели, От затейливой купели До могилы гнилоротой Он ударной правил ротой; Царь ритмических мгновений, Идеальных помышлений, Воль смятенных Государь, Мироздания Звонарь. И послал Он нас туда, Океанские суда Душам где еще нужны Для вселенской глубины, Где живут не для сумы – Будем славословить мы, Где лохмотия – не цель, Там Орфеева свирель На равенства экорше В исстрадавшейся душе Плащ набросит из шелков, Небылиц святой покров!