Звоню в номер тур-менеджеру.

— Да — хрипит он в трубку.

— Это я, Оззи — говорю. — Думаю, что может возникнуть некая проблема.

Сперва была тишина. А потом слезы, гнев. Никто никогда не вставлял мне таких пиздюлей.

Билл сообщил мне, что я уволен. Это случилось 27 апреля 1979 года, в пятницу пополудни. Мы репетировали в Лос-Анжелесе, я был поддатый, а тогда я всегда ходил поддатый. Наверняка, остальные подослали с этим заданием Билла, потому что он, вообще-то, не совсем подходил на эту роль.

Точно не помню, что он мне тогда сказал. С тех пор мы это не обсуждали. Суть была в том, что Тони считал меня спившимся, обколотым неудачником, от которого не будет никакого толку. Скажу вам честно, это выглядело как месть за мой предыдущий уход. И это не стало для меня большой неожиданностью. Уже давно у меня сложилось впечатление, что в студии Тони постоянно пробует меня разозлить. Заставлял меня записывать первый дубль, второй, третий, хотя и первый получился удачным.

Я не хотел, чтобы от этого пострадала моя дружба с Биллом. Мне было жаль его, у него недавно умерла мать. А сразу после того, как меня выперли из «Black Sabbath», умер его отец. Узнав эту новость, я подумал: «К черту войну! Мы по-прежнему друзья, мы те же люди, которые во время гастролей по Америке месяцами жили в одном прицепе». И сразу поехал в Бирмингем, чтобы повидаться с ним.

Парень плохо это переносил и я очень ему сочувствовал. Вдобавок, похороны отца превратились в фарс. Уже выносили гроб из костела, когда выяснилось, что кто-то из присутствующих угнал машину пастора. Святой отец прервал обряд и ждал, пока найдется его машина, но тот, кто украл у него эту херовину, не смог снять блокаду руля и разбился в чьем-то огороде. Представьте себе эти сраные гонки во время похорон отца. Невероятно!

Было бы неправдой с моей стороны утверждать, что я не чувствовал предательства со стороны «Black Sabbath». Мы же не были полуфабрикатной мальчуковой группой, где каждого можно заменить. Мы были корешами, которые выросли в одном городе на соседних улицах. Мы были одной семьей, как братья. И выставить меня за то, что я ходил пьяный — это какое-то долбаное лицемерие. Все мы ходили под мухой. Если ты поддатый и я поддатый, а ты говоришь мне, что я должен уйти, потому что я поддатый, здесь, блядь, что-то не так! Потому что я чуть больше поддатый, чем ты?!

Но сегодня мне на это насрать, в конце концов, всем от этого стало только лучше. Я получил пинок под зад, который мне был так нужен, а им, вероятно, было намного веселее записывать альбомы с новым вокалистом. Не могу сказать ничего плохого о парне, которого взяли на мое место: это Ронни Джеймс Дио, бывший вокалист «Rainbow». У него классный голос. С другой стороны, он не стал мной, а я — им. Поэтому я хотел, чтобы они назывались просто «Black Sabbath II».

И все.

Ни с того, ни с сего, я стал безработным.

И без шансов на трудоустройство.

Помню, что я тогда думал: «Хорошо, у меня в кармане осталось пару долларов, еще немного оторвусь в Лос Анжелесе и возвращаюсь в Англию». Я действительно думал продать Bulrush Cottage и пойти работать на стройку, или что-то в этом роде. Смирился с фактом, что всё кончено. Вся эта затея с самого начала не казалась мне реальной. Первым делом поселился в отеле «Le Parс» в Западном Голливуде. Мое проживание оплачивала фирма Дона Ардена, «Jet Records». Скажу вам правду, я очень удивился, что Дон башляет за меня. «Как только он узнает о том, что я не вернусь в «Black Sabbath» — накручивал я себя — выкинет меня отсюда». Поэтому надо было пользоваться моментом, пока это было возможно. В «Le Parc» ты получаешь не просто комнату — ты живешь в апартаментах с собственной кухней, в которой можно приготовить поесть. Я никуда оттуда не выходил. Сидел на кровати и смотрел старые военные фильмы в комнате при закрытых шторах. Месяцами не видел солнечного света. Мой дилер регулярно поставлял мне кокс и травку, бухло привозили из магазина Джила Тернера на Сансет Стрит, и время от времени приходили девочки позабавиться. Удивительно, что кто-то ещё хотел со мной трахаться, особенно в то время. Я пожирал столько пиццы и глушил столько пива, что у меня были сиськи больше, чем у старшего и толстого брата Джаббы Хатта. [53] .

Не помню, когда последний раз видел Телму и детей. Звонил им по телефону из номера, но явно чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга, и это только усиливало мою депрессию. В жизни я провел больше времени с «Black Sabbath», чем со своей семьей. После многомесячных гастролей, мы возвращались недели на три домой, потом смывались куда-нибудь на ферму или в замок, и гудели там до тех пор, пока не появлялись новые песни. Так продолжалось десять лет, в результате — проблемы в личной жизни у каждого из нас. Брак Билла распался, брак Тони распался, брак Гизера распался. А я этого допустить не хотел, это означало бы для меня утрату дома и детей. Я уже потерял отца и группу.

Хотелось от всего отгородиться, отогнать всё от себя. Поэтому я зашился в «Le Parc» и пил, пил, пил.

Пока однажды ко мне постучался некий Марк Носиф. Он был барабанщиком в группе, которую опекал Дон Арден, и успел поиграть почти со всеми, начиная с «Velvet Underground» и заканчивая «Thin Lizzy». Марк сказал мне, что к нему должна зачем-то прийти Шарон из «Jet Records» (он жил в том же отеле, что и я), но ему нужно было выехать из города на концерт. И вручил мне конверт.

— Будь любезен, передай это ей, хорошо? — говорит. — Я сказал ей, чтобы она перезвонила тебе от администратора.

— Без проблем — ответил я.

Только закрылись за ним двери, я взял в руки нож и вскрыл конверт. Там лежали пятьсот баксов наличкой. Хер его знает, для чего были эти деньги, я вообще этим не заморачивался. Сразу же позвонил дилеру и заказал коксу на пять сотен. Несколько часов спустя приходит Шарон и спрашивает, мол, для неё ничего не передавали.

— По-моему, нет — говорю я, как ни в чем не бывало.

— Ты уверен, Оззи?

— Сто пудов.

Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы просечь, что случилось. На столе лежит большой пакет с коксом, рядом вскрытый конверт, а на конверте надпись фломастером: «Шарон».