Во время этих гастролей я много тусовался с Лемми из «Motorhead». Сейчас он близкий друг моей семьи. Обожаю этого парня. Наверное, он побывал во всех пивных мира, но, знаете ли, я никогда не видел его пьяным. Даже после двадцати или тридцати бокалов. Не знаю, как у него это получается. И не удивлюсь, если он переживет не только меня, но и Кейта Ричардса.

«Motorhead» открывал тогда несколько наших концертов. У них был старый хипповый автобус — самая дешевая развалюха, которую только можно было найти — а Лемми возил с собой только книги. Это было всё его имущество, если не считать одежды на нем. Лемми обожает читать. Порою просиживает над книгами по несколько дней подряд. Однажды он жил с нами в доме Говарда Хьюза, так из библиотеки его было не вытащить.

Дон Арден застал там Лемми и взбесился. Влетает как ураган в зал и орет:

— Шарон! Что это, блядь, за неандерталец в моей библиотеке? Пусть убирается оттуда! Пусть проваливает из моего дома!

— Успокойся, папа, это же Лемми.

— Меня это не касается. Он должен убраться!

— Он играет в группе, папа. Они выступают на разогреве у Оззи.

— Ради Бога, в таком случае, дайте ему шезлонг и пусть сидит у бассейна. Он выглядит, как восставший из ада.

В этот момент приходит Лемми. Дон был прав, он выглядел ужасно. Ночью мы конкретно погудели и глаза у него были красные, как две лужи крови.

И тут Лемми, заметив меня,останавливается как вкопанный.

— Офигеть, Оззи! — говорит он. — Если у менятакой же видок, тогда я отправляюсь спать, и немедленно.

Когда под конец 1981 года я вернулся в Bulrush Cottage, то сделал действительно много для того, чтобы наладить отношения с Телмой. Мы даже купили семейную путевку на Барбадос.

Проблема в том, что если человек является хроническим алкоголиком, Барбадос ему категорически противопоказан. Когда мы прибыли на курорт, я заметил, что на пляже можно калдырить двадцать четыре часа в сутки. И принял это как вызов. В пять мы прибыли на место, а в шесть я уже с трудом держался на ногах. Телма привыкла к моему пьянству, но Барбадос — это был совершенно другой уровень.

Помню только, как мы купили однодневную экскурсию по заливу на старом пиратском судне. Играла музыка, были танцы и конкурс — прогулка по доске [62] . Детский сад, одним словом! В то же время, самым большим развлечением для взрослых был бочонок ромового пунша в баре. Я чуть в него не вскочил.

Каждые две минуты раздавалось: буль-буль-буль.

Через несколько часов я разделся до трусов, станцевал на палубе и нырнул за борт в воду, кишащую акулами. К несчастью, я так поддал, что не мог плавать и один огромный барбадосец должен был прыгнуть вслед за мной и спасти мне жизнь. Припоминаю, как меня вытащили на борт, где я заснул посреди танцпола, истекая водой. Когда корабль вернулся в порт, я продолжал там лежать и храпеть, всё ещё мокрый. Очевидно, капитан спросил детей, чей это папа. Они ответили, что их и разревелись.

Звание «заслуженный отец года» мне не светило.

Когда мы уже летели в самолете домой, Телма обернулась ко мне и сказала:

— Это конец, Джон! Я хочу развода.

Я подумал: «А, злится из-за той истории на корабле. Наверняка передумает». Но она не передумала.

Когда самолет приземлился в Хитроу, кто-то из «Jet Records» организовал вертолет, на котором я должен был улететь на встречу, посвященную концертному туру в поддержку «Diary of a Madman». Я попрощался с детьми, каждого поцеловал в лобик, а потом Телма долго на меня смотрела.

— Все кончено Джон — сказала она. — В этот раз, это действительно конец.

Я по-прежнему ей не верил. На протяжении всех этих лет вел себя так отвратительно, думал, что её уже ничем не проймешь. Сел в вертолет и полетел в деревенский отель, где меня поджидала Шарон со сворой декораторов и осветителей.

Меня провели в конференц-зал, посреди которого стояла уменьшенная модель сцены, разработанной для предстоящего тура. Выглядела она обалденно.

Один из техников говорит:

— Самым большим плюсом этой сцены является то, что её просто перевозить и просто монтировать.

— Классно! — я ему в ответ. — Правда, классно! А теперь — всё, что нам нужно — это карлик.

Эта идея пришла мне в голову на Барбадосе. Во время концертов, посреди песни «Goodbye to Romance», мы будем казнить на сцене карлика. Я закричу: «Повесить ублюдка!» — или что-то в этом роде — и тогда гном взлетит вверх с фальшивой петлёй на шее.

Будет круто!

Перед выездом на гастроли нужно было прослушать кандидатов в карлики. Мало кто отдает себе отчет в том, что маленькие люди, которые заняты в шоу-бизнесе, соперничают между собой в борьбе за одну и ту же работу, постоянно поливают друг друга грязью. Во время кастинга к вам подходит один из таких и говорит: «Держитесь подальше от этого парня. Пару лет назад, я выступал с ним в «Белоснежке и семи гномах». Он будет гвоздём в вашей заднице». Я всегда ржал до слез, когда карлики рассказывали о «Белоснежке и семи гномах». Они произносили эти тексты с такими серьезными физиономиями, будто, по их мнению, это была какая-то забойная андеграундная вещь.

После нескольких дней поисков, наконец-то нам попался стоящий тип. Его звали Джон Аллен. Самое смешное — он был алкоголиком. После концертов бухал и гонял девок. В дополнение, он был параноиком. Носил с собой перочинный ножик в чехле. Однажды, я спросил его об этом, а он отвечает:

— На всякий случай, вдруг петля затянется.

— В тебе роста метр с кепкой и ты будешь болтаться на высоте шести метров над землей. Что ты тогда сделаешь, перережешь веревку? И разобьешься, на хер, в лепешку!