На похоронах Рэйчел было примерно то же самое. Церемония прощания проходила в евангелистской церкви где-то в южной части Лос-Анжелеса. Рэйчел была известной личностью в этом приходе. Во время панихиды все пели госпел, падали на колени и кричали:

— Господь любит тебя, Рэйчел!

А я себе думал: «Что это за херня?!» Оказывается, что афроамериканские похороны — это радостное событие, никто там не печалится.

На следующей неделе я был приглашен на телешоу Дэвида Леттермана. Все это было как одно сплошное недоразумение! Как только я уселся, и музыка перестала играть, Дэйв говорит:

— Сразу перейдем к делу, Оззи. Я слышал, ты откусил голову.

Я не верю, что до этого дойдет.

— Не будем об этом — говорю я, но уже слишком поздно.

Дэйв всю передачу был со мной мил, относился ко мне с пониманием, но я был не в настроении пересказывать истории про летучих мышей. Я по-прежнему пребывал в шоке и все еще переживал эти похороны.

В конце интервью Дэйв сказал:

— Я знаю, что ты недавно пережил трагедию в личной жизни и на работе. Откровенно говоря, я удивлен, что ты согласился прийти в нашу студию, ценю это и знаю, что ты захочешь коротко прокомментировать ситуацию.

— Я могу только сказать, что потерял двух самых прекрасных людей в моей жизни — и стараюсь скрыть дрожь в голосе. — Но меня это не остановит, потому что я играю рок-н-ролл для людей, а я их люблю и не собираюсь делать ничего иного. Буду продолжать выступления, потому что этого хотел бы Рэнди, как, впрочем, и Рэйчел, а, значит, я не остановлюсь, потому что рок-н-ролл не убьешь!

Это звучит немного пафосно, наверное, потому что я был бухой в драбадан. Только благодаря этому мог еще как-то функционировать. На самом деле, я не был так уверен, что рок-н-ролл не убьешь.

— Это все не для меня — повторял я Шарон. — Давай с этим завязывать.

Но она слышать об этом не хотела.

— Мы ни с чем не завязываем. Это твое будущее, Оззи. Ничто нас не остановит.

Если бы Шарон не подбадривала меня такими речами, я никогда бы больше не вышел на сцену.

Понятия не имею, кто начал обзванивать людей в поисках нового гитариста. Шарон пребывала в депрессии, была абсолютно разбита, может это фирма ее отца устроила все, вернее, филиал в Лос-Анжелесе. Поиск стал для нас приятным занятием, помогал нам отвлечься от пережитого. Помню, однажды, позвонил Майклу Шенкеру, немцу, который играл с «UFO». Он ответил согласием, типа: окажу тебе эту услугу, но я хотел бы летать на частном самолете. Вдобавок, дай мне то, дай мне это. А я ему:

— Зачем ставить мне условия прямо сейчас? Сыграй со мной концерт, тогда и поговорим.

А он опять за свое: мне нужно то, ага, и еще это. Поэтому я, в конце концов, говорю:

— Знаешь что? Пошел ты в жопу!

У него что-то не так с головой, у этого Шенкера, и я не держу зла на него.

Первым к нам присоединился Берни Тормэ, высокий, светловолосый ирландец, который раньше играл в группе Иэна Гиллана. Берни был в заведомо проигрышной ситуации, пытаясь заменить Рэнди, но делал все, что мог. Его забросили на слишком глубокую воду, но, несмотря на это, на нескольких концертах он показал высокий класс, прежде чем ушел от нас, чтобы записать альбом со своей собственной группой. Потом мы взяли Брэда Джиллиса из «Night Ranger». Тот уже дотянул с нами до конца гастролей. Правда, я поражаюсь, как мы смогли отыграть все эти концерты после смерти Рэнди. Ведь мы же все пребывали в состоянии шока. Но думаю, что лучше выступать, чем сидеть дома и думать о двух прекрасных людях, которых мы потеряли и которых нам никогда не вернуть.

Через несколько недель после смерти Рэнди, я попросил Шарон выйти за меня замуж:

— Если мы должны вынести из этих гастролей хоть что-то хорошее, пусть это будет наша свадьба.

Она согласилась, я одел ей колечко на палец, и мы назначили день свадьбы.

Потом водяра выветрилась из моей башки, и я передумал.

После всего, что было с Телмой, я боялся пережить это снова. Но потом мне удалось победить страх. Я любил Шарон и знал, что мне больше никто не нужен. Ну и через несколько недель, снова сделал ей предложение.

— Ты выйдешь за меня? — спрашиваю я.

— Пошел на хер!

— Ну, пожалуйста.

— Нет.

— Ну, пожалуйста.

— Ну, ладно, так и быть.

Это растянулось на долгие месяцы. У нас было больше помолвок, чем гостей на свадьбе у нормальных людей. За исключением первого раза, чаще всего передумывала Шарон. Однажды, когда мы ехали на встречу в Лос-Анжелесе, она выбросила кольцо в окно, потому что вчера я не ночевал дома. Я пошёл купить второе, но напился и потерял его, о чем узнал только когда уже стоял на одном колене. В сложившейся ситуации, у меня не было никаких шансов.

Пару дней спустя купил еще одно колечко, и мы снова обручились. Но когда я возвращался домой после очередного суточного загула и мой путь пролегал через кладбище, я заприметил свежую могилку, а на ней лежит букет цветов. Красивые цветы, клянусь. Стырил их и, по возвращении домой, подарил Шарон. Она чуть не расплакалась, так ее растрогал мой презент.

Вдруг всхлипывает и говорит:

— Ах, Оззи! Ты даже написал мне открыточку. Как это мило с твоей стороны.

Я призадумался: какая открытка? Не помню, не писал я никакой открытки.