Для нас во всем этом был один плюс. Мы влезли по уши в долги и выкупили все мои контракты, благодаря чему, никто более не навязывал нам свои условия. Помню, как Шарон пошла на встречу с людьми из «Essex Music» и сказала:

— Хорошо, сколько я вам должна заплатить, чтобы вы от нас отстали? И так нашему плодотворному сотрудничеству — конец, потому что мы не будем плясать под вашу дудку. Назовите сумму и мы заплатим.

Через неделю я стал правообладателем своих песен.

А в это время Дон, даже если и считал меня овощем, с самого начала пытался заполучить назад мой контракт, который Шарон вырвала из его лап. Чаще всего он пытался развалить наш брак. Если мой тесть хотел кому-нибудь подложить свинью, он мог быть хитрой бестией. Например, когда мы остановились с Шарон в «Beverly Hills Hotel» и для форсу взяли напрокат белый «Роллс-Ройс Корниш», чтобы покататься на нем по городу. Потом я нажрался, из-за чего мы вдрызг разругались с Шарон, она тотчас свалила, сказав, что возвращается в Англию. Буквально через две минуты после того, как за ней закрылись двери, звонит телефон.

— Я хотел бы поговорить с тобой, Ово… э… Оззи — говорит Дон. — Это срочно.

Когда сейчас думаю об этом, мне кажется, что Дон перед отелем поставил своего человека, который поджидал, когда Шарон уедет на «Роллсе» без меня. А как же еще он узнал бы о том, что я остался один? Мне не хотелось говорить с ним, но я не мог ему отказать. Типок был отвратительный. Поговаривают, что он держал в столе заряженный пистолет.

Дон приехал ко мне и начал рассказывать о моей жене самые гнусные вещи, какие только можно себе представить. Я никогда не слышал ничего более омерзительного. То, что он говорил, не мог сказать человек. А ведь он говорил о родной дочери.

Наконец-то он прервался, чтобы перевести дух и спрашивает меня:

— Ты знал об этом, Оззи? Ты знал, кто твоя жена на самом деле?

Очевидно, рассчитывал, что я психану, брошу Шарон, вернусь в «Jet Records» и начну все с начала.

Но я не собирался оказывать ему такую услугу. Он не имел права приходить ко мне в номер и рассказывать всю эту херню о моей жене. Я не поверил ни одному его слову. Впрочем, неважно, что делала когда-то Шарон, я чудил покруче. В этом смысле, мы и в подметки Дону не годились. Я подумал, что он разозлится еще больше, если я прикинусь, мол, для меня это пустяки.

— Конечно, Дон! — отвечаю. — Я знаю о Шарон все.

— Правда?

— Да.

— И что?

— А, ничего. Я люблю ее.

— Если хочешь расторгнуть брак, нет проблем, это можно устроить.

— Спасибо, Дон. Не нужно.

Просто в голове не помещалось, что он вытворял со своей семьей. Например, спустя годы, мы узнали, что, в бытность моим менеджером (раньше — тоже), использовал Шарон как живой щит. Все его фирмы, кредитные карточки, банковские счета и кредиты повесил на нее. Дон практически не существовал на бумаге и если не платил по счетам, ему невозможно было предъявить обвинение. А на уплату налогов он абсолютно забил, как в Англии, так и в Америке. Шарон не знала даже, сколько там их набежало. Пока однажды, как снег на голову, не пришло письмо из налоговой, а там написано, что она должна им кучу бабла. После сложения всех неуплаченных налогов, штрафов и процентов, получилась цифра с шестью нулями. Дон довел ее, на хрен, до края бедности.

— Не знаю, из какого теста сделан твой отец — сказал я ей однажды — но я бы так с родными детьми не поступил.

Еще немного и Шарон забилась бы в истерике, увидев сумму задолженности.

В конце концов, я сказал:

— Послушай, если мы должны погасить долг, заплати его, потому что я ни минуты не хочу жить с этим паскудным чувством. Если нельзя избежать налогов, давай их заплатим, а потом урежем расходы и как-нибудь выкрутимся.

В шоу-бизнесе подобные истории не редкость. Когда Сэмми Дэвис-мл. [68] умер, он оставил жене задолженность по налогам в семь миллионов долларов, которую она платила, бля, целую вечность.

И ничего не поделаешь. Нужно, стиснув зубы, пахать и найти эти деньги.

Стоило пройти через все эти испытания под названием Дон, чтобы, в конце концов, получить свободу. Вдруг оказалось, что я могу делать все что угодно и меня не интересовало его мнение по этому поводу. Например, однажды в Нью-Йорке, я встретился со своим адвокатом Фредом Ассисом — классным парнем, бывшим военным. Он рассказал мне, что у него назначена встреча с группой «Was(Not Was)», они тоже были его клиентами. Группа возмущалась из-за того, что их солист не пришел на запись в студию.

— Я его заменю, если ты хочешь — сказал я почти в шутку.

Но Фред воспринял мои слова серьезно.

— Хорошо, я поговорю с ними — отвечает он.

Не успел я оглянуться, как сидел в нью-йоркской студии и записывал рэп для песни «Shake Your Head». Я хорошо позабавился — особенно когда слушал окончательную версию, где на подпевках было собрано множество начинающих молодых телочек. Мне и сегодня нравится эта песня. Забавно, ведь я всегда обожал «Битлов» за то, что они начинали с поп-музыки для детей, а потом, с каждым новым альбомом, их звучание становилось все тяжелее и тяжелее, тогда как я двигался в обратную сторону.

Но концовку этой истории я узнал только спустя годы. Я поселился в «Sunset Marquis Hotel» в Западном Голливуде, где оказался Дон Уоз. К тому времени он уже стал одним из крутых музыкальных продюсеров, а «Was(Not Was)» была на слуху.

Помню, как он прискакал ко мне, задыхаясь от восторга.

— Оззи, я должен тебе кое-что рассказать о той песне «Shake Your Head». Это полный отпад, вот увидишь!

— Ну, и?

— Хорошо, ты помнишь этих девчонок на подпевках?

— Ну.

— Одна из них делает сольную карьеру и выпустила несколько альбомов. Ты, наверняка, о ней слышал.