Может быть, ради Эризы, которая помогала мне изо всех сил. Очнувшись, она помогла мне перенести Хассима сюда и сразу принялась хлопотать: раздула угли в очаге, принесла воды, повесила котелок на крюк в очаге... Я тем временем возилась с раной, трясущимися от усталости руками пытаясь изгнать грязь и стянуть края. Но рана поддавалась с большим трудом. И дело даже не в том, что сил у меня оставалось ровно настолько, чтобы не провалиться в сон. Нечто во мне категорически не желало исцелять нечисть.

Хозяин башни, кем бы он ни был, помочь мне даже не пытался. Молча стоял в дверях кухни, глядя на мои старания с таким видом, словно раздумывал, а не проще ли добить оборотня. Меня так и подмывало крикнуть ему: «Твой оборотень, вот и лечи его сам!»

Наконец рана закрылась. Я сомкнула веки и опустила руки. Точнее, они упали сами, как неживые. Зато Хассим в безопасности. Крови, конечно, потерял очень много… Но сейчас я больше ничего не могу для него сделать. Разве что...

Не шевелясь, я открыла глаз на лбу и еще раз поглядела на рану от Альфинура — другую, невидимую. Вот это Окончательная Панацея, не чета моей! Раз — и пополам! Смертные — направо, демоны — налево! Интересно, утратил ли Хассим способность к оборотничеству после такого удара?

Парень лежал совершенно белый, даже голубоватый. Одного цвета со своими волосами. М-да. Сын луны. «Луна — мать оборотней». Как я могла забыть эту поговорку?

Мимо пробежала Эриза с охапкой дров.

— Отдохнула бы, — посоветовала я, не открывая глаз.

— Я не устала.

— Ага, заметно. Иди-ка спать!

Эриза со стуком ссыпала поленья на пол у очага, подошла и села рядом со мной.

— Я должна была тебе помочь, — тихо сказала она. — А вместо этого... Сомлела, как последняя трусиха!

— И замечательно, — я принялась аккуратно массировать веки, заодно выращивая новые ресницы взамен сожженных. — Во-первых, твое падение меня хоть как-то предупредило. Во-вторых, ты не мешалась под ногами потом, во время битвы... Если ее можно так назвать. Ох, ты бы видела, что тут творилось! Настоящее избиение...

Эриза беспокойно покосилась на Хассима.

Да не его — меня! Если бы не он, — я кивнула в сторону двери, где, впрочем, уже давно никто не стоял, — ошмётки еще одной чародейки уже валялись бы, раскиданные по всей горе...

Эриза подняла голову и тоже посмотрела в пустой дверной проем. Оттуда веяло холодом. Видно было, что наружная дверь открыта нараспашку. Сбоку виднелись ступеньки крутой лестницы, ведущей наверх. В башню.

Кто он? — шепотом спросила девочка. — Амир демонов?

Я покачала головой.

— Я была уверена, что так и есть, пока он не взял в руки Альфинур.

— Он превратил Хассима из чудовища обратно в человека... И не добил его. И не тронул нас с тобой... Этот колдун, он нам друг или враг?

— Не знаю, — честно ответила я. — Постараюсь выяснить. У нас еще осталось вино?

— Немного...

— Принеси, пожалуйста!

Пока Эриза копалась в нашей поклаже, я закончила выращивать ресницы и выложила перед собой на стол два ножа, что носила за поясом. Один — острый как бритва, зато второй прочнее и в ладони лежит удобно... Какой предпочесть?

— Вот, нашла!

Я забрала у Эризы мех и допила залпом все, что там осталось.

— Что ты делаешь? — поразилась она.

— Ну да... Это я, конечно, напрасно. Разум должен быть ясным, а сердце холодным... Но я так не могу, понимаешь?

— Нет.

— Ну и не надо. Помоги встать...

Я положила ей руку на плечо и оперлась, вставая.

— И все же ты устала. Спи!

Лицо девочки сразу стало сонным, веки опустились, голова склонилась вперед... Я обняла ее за плечи, довела до ближайшего ларя с посудой и уложила на него, укрыв овечьей шкурой. После этого на миг прислонилась к стенке, борясь с головокружением. Кто в этой компании действительно устал, так это я. Но расслабляться рано — самое сложное впереди.

Я сгребла со стола оба ножа, сунула за пояс. Какой из них пригодится, разберусь на месте.

Как же снаружи было холодно! Куда ни глянь, раскинулось пустое пространство, такое же мертвое и безжизненное, как луна, которая его освещала. Гроза давно пролетела, тучи развеялись, небо было глубоким и черным. Колючие звезды ранили обожженные глаза. Во время битвы само собой запустилось обезболивающее заклятие, и я не спешила его снимать — представляла, что со мной тогда начнется, а лечить себя было уже нечем. Так что последним болезненным ощущением остался острый камешек в сапоге.