— Привет, дорогая, — сказала Диана, поспешив ко мне. — Ты сегодня чувствуешь себя немного лучше?

Я никогда не буду чувствовать себя лучше. Но я кивнула головой — это было проще всего.

Она наклонилась надо мной, поцеловала меня в щеку, а затем подошла к камину и встала к нему спиной, как всегда делал Эндрю. Ничего не говоря, она некоторое время смотрела на меня. Когда Хилари поставила поднос и ушла, она спросила:

— В чем дело, Мэл? По тебе видно, что ты хочешь мне что-то сказать.

— Да, — сказала я. — Мне звонил Дэвид некоторое время тому назад. Наконец в деле произошел перелом.

— Расскажи мне все об этом! — воскликнула она, подошла и села рядом со мной на диван.

Она не спускала глаз с моего лица, пока я пересказывала ей весь наш разговор с Дэвидом.

Когда я закончила, ее реакция была такая же, как и моя.

— Слава Богу, — сказала она спокойно. — Но они не могут вернуть мне сына и внуков. — Ее голос слегка задрожал, и она мгновение старалась взять себя в руки, затем добавила: — Но, по крайней мере, мы знаем, что правосудие будет исполнено и виновные будут наказаны.

— Но это слабое утешение, — пробормотала я. — Тем не менее это лучше, чем сознавать, что они разгуливают на свободе.

— И снова могут кого-нибудь убить, — добавила Диана.

29

— Мне в среду надо ехать в Париж, — сказала Диана. — Почему бы тебе завтра не поехать со мной в Лондон? И мы бы вместе съездили в Париж. Я думаю, тебе от этого станет лучше, Мэл.

Воскресным утром мы сидели в библиотеке и читали газеты. По правде говоря, это она читала, я просто их просматривала.

Подняв голову, я отрицательно покачала ею.

— Я так не думаю. Я все еще чувствую себя слегка ослабленной после гриппа.

Диана посмотрела на меня долгим взглядом, а затем сказала:

— Ерунда, Мэл, тебе намного лучше, и всю последнюю неделю тебе было лучше. Твоя проблема в твоей душевной апатии.

Пораженная ее резким, категоричным тоном, а также и ее словами, я слегка отпрянула, затем сказала:

— Может быть, вы правы.

— Я уверена, что я права, — ответила она и отложила газету. Наклонившись вперед, снова внимательно на меня взглянув, она продолжала: — Мэл, ты не можешь так продолжать.

Я в ответ спокойно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

— Что ты собираешься делать? Сидеть на диване в этой библиотеке весь остаток своей жизни? Так ты планируешь?

— Я ничего не планирую, — сказала я.

— Но у тебя есть выбор. На самом деле, у тебя три возможности. Ты можешь сидеть без конца вот так, как теперь, а жизнь будет проходить мимо тебя. Ты можешь покончить с собой; я знаю, ты обдумывала это не один раз, если судить по тому, что ты мне рассказывала. Или ты можешь собраться с духом, собрать себя по кусочкам и начать прямо сейчас.

— Что начать? — промямлила я. — Я просто не… не знаю… что делать… что делать с самой собой, — начала я нерешительно, не видя ничего, кроме единственного выхода.

Диана сидела и изучающе смотрела на меня: глаза ее были полны любовью, на лице, как всегда, было написано сочувствие. В ее голосе звучала доброта, когда она нежно пробормотала:

— Я слишком хорошо понимаю, что ты потеряла тех, кого любила всем сердцем, тех, кто был драгоценным и дорогим для тебя. Но как бы ни было это тяжело, ты должна начать снова. Это твой единственный выбор, Мэл, дорогая. Поверь мне, это так, Господь знает, тебе уже больше нечего терять, ты уже все потеряла, но у тебя еще все впереди.

— У меня?

— Да. Это твоя жизнь, прежде всего, новая жизнь. Ты должна попытаться, дорогая, не только для себя, но и для меня.

Я вздохнула и отвернулась, почувствовав, как слезы подступили к моим глазам.

— Я не смогу, — прошептала я, борясь со слезами, болью и горем. — Меня тянет вниз. Мое горе невыносимо, Диана.

— Я знаю, я знаю. Я тоже страдаю… — Диана не смогла закончить фразу. Ее голос оборвался, и она села рядом со мной на диван. Взяв мою руку, она крепко ее сжала и сказала наконец: — Эндрю не захотел бы видеть тебя такой, Мэл. Он всегда говорил, что ты самая сильная женщина, которых он когда-либо встречал, не такая, как я.

— Я не могу жить без него, не хочу жить без него и близнецов.

— Тебе придется, — сказала Диана тихим, внезапно ставшим суровым голосом. — Тебе надо перестать себя жалеть, и немедленно. Ты думаешь, что ты единственная женщина, которая потеряла своих любимых? Потеряла семью? А как же я? Я потеряла сына, моего единственного ребенка, и моих внуков, а раньше я потеряла мужа, когда я была еще молодой женщиной. А как же твоя мама? Она также, как и мы, горюет и страдает.

Глубоко вздохнув, она добавила: