Шрифт:
— Кофе, мистер Харрингтон? — спросил Кори Хайд.
— Нет, спасибо.
Росси допил кофе, все по очереди пожелали доброй ночи, и они с Харрингтоном вышли из ресторана. Как только дверь за ними закрылась, д-р Свейн начал хохотать.
— Черт возьми, готов поспорить на что угодно — на этот раз Лесли нашел себе достойную пару!
— Да, появился учитель, которого Лесли не сможет засунуть подальше, — заключил Клейтон Фрейзер.
Кори Хайд, должник банка, где Лесли был членом правления, неуверенно улыбнулся.
— Текстильное дело, наверное, процветает, — сказал Росси, открывая дверь нового «паккарда» Лесли Харрингтона.
— Не жалуемся, — сказал Харрингтон. — Не жалуемся. — И владелец фабрики зло одернул себя, за постоянное повторение.
Майкл Росси, согнувшись, замер возле машины. К ним приближалась женщина, она прошла под фонарем, и Росси увидел блеснувшие белокурые волосы и развевающиеся полы пальто.
— Кто это? — спросил он.
Лесли вгляделся в темноту, фигура подошла ближе, и он улыбнулся.
— Это Констанс Маккензи, — сказал он. — Возможно, у вас найдется много общего. Она когда-то жила в Нью-Йорке. Хорошая женщина. И симпатичная. Вдова.
— Представьте меня, — сказал Росси, выпрямляясь в полный рост.
— Конечно, конечно. С удовольствием. О, Конни!
— Да, Лесли?
У нее был богатый, чуть хрипловатый голос. Росси еле справился с желанием поправить галстук.
— Конни, — сказал Харрингтон, — хочу представить тебе нового директора школ, мистера Росси. Мистер Росси, Констанс Маккензи.
Констанс протянула руку и, пока Майкл пожимал ее, смотрела на него во все глаза.
— Здравствуйте, — наконец сказала она, и Майкл Росси удивился тому, с каким облегчением она это сказала.
— Рад с вами познакомиться, миссис Маккензи, — сказал Росси и подумал: «Знаешь, малышка, действительно очень рад. Хотелось бы познакомиться с тобой поближе, в постели например. Представляю эти чудесные волосы, разбросанные на подушке.
ГЛАВА XXIII
С того вечера, когда Констанс была представлена Майклу Росси, в доме Маккензи начало ощущаться напряжение нового рода. Если раньше Констанс старалась быть терпеливой и пыталась понять свою дочь Эллисон, теперь она стала упрямой и раздражительной без причины. Эти перемены в Констанс не ограничивались домом, они так же хорошо проявлялись и в ее магазине. К собственному своему испугу, Констанс обнаружила, что в ней есть злоба, о которой она никогда раньше не подозревала, и, что еще хуже, высказывая вслух мысли, которые она годами прятала ото всех, Констанс испытывала чувство горького удовлетворения.
— Для 18-го размера у вас слишком полные бедра, — сказала она как-то в конце апреля Шарлотте Пейдж. — Пора вам подумать о других размерах.
— Но, Констанс! — сказала ошеломленная Шарлотта. — С тех пор как я стала одеваться у вас, я уже годы ношу 18-й размер. Даже не знаю, что это на вас нашло!
— Вы годами носите 18-й только потому, что я всегда отрывала бирку с настоящим размером и прикалывала с 18-м, — прямо сказала Констанс. — Вот 24,5, может, подойдет, хотя, если для разнообразия говорить правду, я в этом сомневаюсь.
— Ну, хорошо! — сказала Шарлотта, хватая свои зонтик и перчатки. — Хорошо! До свидания! И я больше не приду!
Дверь за Шарлоттой хлопнула так, что Констанс вздрогнула. Устало поправив волосы, она ушла в заднюю комнату, где стояли плитка и холодильник. Там они сделала себе стакан содовой и, содрогаясь, выпила залпом.
«Я понимаю, что на меня нашло, не лучше вашего, Шарлотта», — подумала она.
Сначала Констанс говорила себе, что это от переполняющего ее чувства облегчения после первой встречи с Майклом Росси, когда она поняла, что никогда раньше не видела этого человека. Какой же идиоткой она была!
«В Нью-Йорке восемь миллионов жителей, — подумала Констанс, трясясь от смеха. — А я психовала из-за одного из них, который умудрился добраться до Пейтон-Плейс!»
Но после первой встречи, которая, казалось бы, должна была успокоить ее, Констанс начала страдать от бессонницы и частых приступов расстройства кишечника. Дважды она видела Майкла Росси на улице и оба раза готова была скорее убежать, чем встретиться с ним лицом к лицу. Потом Констанс сама не могла найти разумных объяснений своему поведению. Может быть, когда Эллисон впервые сообщила ей о прибытии нового директора из Нью-Йорка, она испугалась больше, чем следовало, и теперь страдала от последствий чрезмерного перевозбуждения.