— Еще остались сэндвичи с яйцами или только с ветчиной?

— Я взяла каждого по четыре. Можешь съесть мой, если хочешь. Я только что съела с ветчиной.

— Надо было мне взять чипсы.

— Летом они всегда такие жирные.

— Я знаю.

— Ешь огурцы.

— Не хочешь еще поплавать?

— Нет, пока не станет жарко.

— Ты выйдешь замуж, когда вырастешь?

— Нет. У меня вместо этого будут романы.

— Что делать с этой промасленной бумагой? Мы же не можем оставить ее здесь вот так.

— Кинь ее в корзину. Я выброшу на обратном пути.

— Знаешь, это не очень хорошая идея, — сказал Норман. — Я читал, что романы способствуют разложению. И потом, у людей, у которых романы, не бывает детей.

— Где ты это вычитал?

— В книжке о сексе, я ее выписал, — сказал он.

— Я никогда не читала книжек только о сексе. Как ты ее выписал?

— Увидел рекламу в журнале и выписал из Нью-Йорка. Обошлось в один доллар и девяносто восемь центов.

— Твоя мама знает об этом?

— Надеюсь, нет! Две недели я ждал, когда придет эта книжка, и каждый день ходил на почту. Мама бы убила меня, если бы ей только пришла в голову мысль, что я интересуюсь подобными вещами.

— И о чем там написано? — спросила Эллисон.

— О, там все про технику, которую должен иметь мужчина, чтобы заниматься любовью с женщиной так, чтобы ей это понравилось и она не была фригидной.

— Как это — фригидной?

— Это когда женщине не нравится заниматься любовью. В книге говорится, что таких женщин много. И из-за этого распадаются браки.

— А там говорится, что надо делать? — спросила Эллисон.

— О, конечно.

— Почитаем немного?

— Хорошо. Мне почитать, или ты хочешь?

— Ты начинай. Что-нибудь из Свинберна. Мне он больше всех нравится.

Пока Норман читал «Главнейших английских поэтов», Эллисон собрала остатки сэндвичей и перепаковала корзину, потом она перевернулась на живот и растянулась на одеяле. Норман одел черные очки и, лежа, оперевшись на локоть, еще некоторое время читал вслух. Вскоре они заснули.

Когда они проснулись, жара уже немного спала, было около четырех часов. Норман и Эллисон позевывали. Они изрядно вспотели и решили еще искупаться. Остыв в ледяной воде, они выбрались на берег и улеглись бок о бок на одеяле.

— Мне так хорошо, — сказала Эллисон, полузакрыв глаза.

— И мне тоже.

Они, расслабившись, грелись после купания на солнышке и, сощурившись, смотрели на проплывающие в голубом июльском небе облака.

— Когда-нибудь, — сказала Эллисон, — я напишу гениальную книгу и стану знаменитостью.

— А я нет. Я буду писать небольшие, тоненькие томики стихов. Не многие будут знать меня, но те, кто будут моими читателями, станут говорить, что я — юный гений.

— Мою первую статью для газеты я напишу о замке.

— Как ты можешь написать о замке, если ты ни разу там не была?

— Я что-нибудь придумаю.

— Ты не можешь придумывать материал для исторической статьи. Там должны быть факты, только факты, — сказал Норман.

— Ерунда. Ты считаешь, что исторические романы не сочиняют?

— Романы — это другое дело. Их всегда сочиняют.

— Так же, как и стихи.

— И тогда у тебя начнутся романы? После того, как ты напишешь книгу и станешь знаменитостью? — спросил Норман.

— Да. У меня будет новый роман каждую неделю.

— Если так, ты очень скоро разрушишь себя.

— Неважно. Мужчины будут готовы умереть, лишь бы я обратила на них внимание, но я буду очень и очень разборчива.

— В той книге, о которой я тебе говорил, пишут, что природное предназначение женщины — рожать детей, — сказал Норман.

— А что еще там пишут?

— Ну, там есть картинки, на которых показано, как устроена женщина: как устроена ее грудь, чтобы кормить ребенка молоком, и как она устроена внутри, чтобы вынашивать ребенка девять месяцев.

— Я бы не стала тратить доллар и девяносто восемь центов на то, чтобы узнать это. Я все это знала, когда мне было еще тринадцать. А что там пишут о том, как мужчина должен заниматься любовью с женщиной?

Норман положил руки под голову и скрестил ноги. Он начал говорить. Было похоже, будто он объясняет трудную задачку по алгебре человеку несведущему в математике.