И другой оценки случившемуся до сих пор никто не сделал, хотя война закончилась давно и с каждым годом становятся известными все новые и новые факты.

К этому хочу задать еще один вопрос — вопрос о жертвах войны.

Могут ли сегодня советские граждане сказать о собственных жертвах что-нибудь вразумительное? Одна-единственная цифра, несколько десятилетий считавшаяся неколебимо установленной, недавно была предана ревизии и переоценке. Цифру «двадцать» переделали в «двадцать семь», но и она, как говорят, требует переосмысления и поправок.

Итак, нет у нас данных ни о количестве пленных, ни о пропавших без вести, ни о безвестных солдатах, останки которых еще и сегодня находят в местах прошедших сражений. И не кощунственной ли насмешкой звучат после этого слова: «Никто не забыт, ничто не забыто!»

А амбициозным военным принадлежность войне доставляла удовлетворение собственной гордыни, и каждый новый орден и медаль, ленточки в орденских колодках приращивали значимость в собственных глазах и у окружающих граждан.

Горько вспоминать, но еще тяжелее мириться с фактом отчуждения миллионов пленных от Родины, бросившей их на произвол врага. Можно ли забыть разницу между нашей собачьей жизнью и той жизнью пленных, за спиной которых и впрямь была защита и поддержка Государства?!

И пусть мы, по своей бедности, не получили бы материальной поддержки, но на помощь моральную и добрые слова мы могли бы рассчитывать! Вместо них к бесправию и насилию немцев добавился тяжелый крест изменников Родины, который тоже сыграл не последнюю роль в выборе дальнейшего пути — поэтому и сегодня еще, вероятно, остались такие, кто не решился вернуться домой, осознавая неотвратимость возмездия за свое навязанное «предательство».

Печатное слово в годы войны несло с собой сильное воздействие на сознание людей. Пропаганда на фронте тоже имела особую направленность на солдатские головы. В вопросах о зверствах фашистов, о нетерпимости к славянским народам, о ненависти к коммунистам и командирам Красной армии, массовыхрасстрелах на оккупированной территории — пропаганда преуспевала еще потому, что говорила правду.

И верившие ей не ожидали от немецких солдат пощады…

Когда наша группа оказалась перед автоматчиками, у нас не было сомнений, что нас расстреляют.

И вот уже все выбрались из воронки. Послышались незнакомые слова: «Los! Los!», и вся наша группа, повинуясь этой команде, двинулась по дороге к мосту.

Вот уже и мост прошли. Но не остановились, а пошли дальше, к видневшемуся разбитому сараю и остановились возле него.

А в голове лихорадочно работали мысли, предсказывая скорый конец: «Где же будут расстреливать?»

Автоматчики выбрали из группы двух крепких солдат и подвели их к лежавшим у стены тяжелым моткам проводки, и те, забрав их, понесли в указанном направлении. Остальные пошли к хате, где уже находилось человек двадцать красноармейцев, потерявших свой вид и обычную выправку.

Промелькнуло в мыслях: «Вот здесь и прикончат». Но и здесь выросшую уже до нескольких десятков человек группу не стали расстреливать. К вечеру нас построили в колонну и двинули против движения, идущих к фронту немецких частей, обоза и транспорта.

И только теперь, в колонне, мы поняли, что расстрела не будет и что жизнь продолжается. Мы шли по проселочной дороге, поднимая за собой клубящееся облако пыли. Светило еще солнце, а рядом и далеко впереди и сзади шли люди, которые, пережив человеческую драму, превратились в пленных, и брели теперь навстречу судьбе.

«Мне всего восемнадцать, впереди еще целая жизнь», — думал и я.

Сознание того, что я жив, отодвигало в сторону все то тяжкое и непоправимое, с чем связывало меня настоящее положение.

По дороге я внимательно смотрел по сторонам. Многое, что я видел, противоречило моим представлениям об этой жизни да и о той, где я жил до сих пор и границу которой перешагнул только сегодня.

Я ведь думал, что фашистская Германия, воюющая почти три года со всей Европой, делает уже последние усилия, чтобы сломить сопротивление наших войск. Что наше наступление на Харьков и освобожденные населенные пункты — суть подтверждения того, что страна наша могущественнее и сильнее и что лозунг «Наше дело правое и враг будет разбит» — справедливый и мы действительно обязательно победим.

И что же произошло вдруг сегодня?

Оказавшись по другую сторону, вместо уставшего от войны в Европе противника, я увидел современную боевую технику, механизированные части, хозяйственные обозы с военным скарбом и провиантом, походные кухни и главное — довольные и уверенные в себе лица — лица немецких солдат.

Однажды наша колонна остановилась в пути совсем рядом с воинской частью, направляющейся к фронту. И когда я увидел солдат, получавших свой обычный дневной рацион и горячую еду из походной кухни, я просто не верил своим глазам при виде получаемого солдатами провианта. Какую же нужно было иметь четко отлаженную машину, чтобы на фронте, при наличии непредвиденных обстоятельств, так четко и продуманно осуществлять снабжение армии!