Дед Корней добродушно посмеивался и попыхивал свернутой из газеты цигаркой.

— Ты, внучек, — говорил он, — человек ученый, куда уж мне с тобой тягаться. Однако я так тебе скажу, что и старые люди, от которых слыхивал я эти байки, не сами их придумали. От дедов и прадедов передаются они аккурат так, как я рассказываю, слово в слово.

Обычно, в конечном счете, каждый оставался при своем мнении, и, выкурив последнюю папиросу, мы отправлялись спать: дед в сторожку, а мы на сеновал.

Как-то утром (было это, кажется, на четвертый день нашего пребывания у гостеприимного старика) дед Корней поинтересовался, не надоело ли нам бездельничать. Сделал он это со свойственной ему прямолинейностью.

— Хватит вам бока пролеживать, так весь ваш отпуск пройдет и ничего путного сделать не успеете, — ворчливо заявил он. — Принимайтесь-ка за дело, готовьте снасть, сегодня вечером на Красивую Мечу рыбачить поедем.

Ночь нас застала у весело потрескивающего костра на берегу реки. Темными, едва различимыми силуэтами застыли в ночном безмолвии кусты, обступившие со всех сторон облюбованную нами лужайку. Над водой стлался белесый туман. Торжественная тишина изредка нарушалась лишь всплесками играющей рыбы да лаем собак, доносившимся из расположенной километрах в двух деревни. В бездонном небе неверным светом мерцали немногочисленные звезды. Они то появлялись, то исчезали, словно искры, вылетающие из костра.

Чувство необыкновенного покоя и довольства охватило меня. Пристроившись поближе к огню (с реки тянуло свежестью), я блаженно растянулся на брезентовом плаще. Павел последовал моему примеру. А дед Корней, устроившийся по другую сторону костра, перебирал рыболовные снасти, что-то бормоча себе под нос.

— Красивая Меча, — прерывая молчание, задумчиво произнес я. — А ведь действительно красивая река, лучше не скажешь. Тургеневские места…

— Только называется река так не за красоту свою, — неожиданно отозвался дед Корней, откладывая в сторону крючки и доставая кисет. — На это есть своя история. Коли охота есть послушать, расскажу ее так, как довелось мне еще в молодости слышать от моего деда.

— Расскажите, расскажите, Корней Кондратьич! — оживился я, радуясь возможности услышать что-то интересное.

Павел продолжал хранить молчание и лишь чуть приподнялся на локте.

— Было это, почитай, не меньше как годов шестьсот назад, в точности сказать не могу, — неторопливо начал старик, уминая пальцами махорку в клочке газеты. — Поганые басурманы топтали русскую землю. Тяжко, ох, как тяжко приходилось мужику от набегов татар. Всего лишали его ханские прихвостни: дома сжигали, баб и девок в полон угоняли, забирали скотину, скарб.

Копилась людская обида, из года в год накапливалась, ждала своего часа. В ту пору на Москве сидел великим князем Дмитрий Иванович. Большого ума был человек. Думка у него была, как бы иго татарское сбросить. Великая сила нужна была, чтобы одолеть супостата.

Промежду тем хан ордынский Мамай совет со своими держал, новый набег на земли русские готовил. Слухом земля полнится. Дошли вести о том до ушей князя московского, кликнул он клич, звал на смертный бой с заклятым врагом.

Сошлись силы русская и татарская, не так чтоб далече отсюдова, на Куликовом поле. Жаркая была сеча. Сколько народу там полегло, не счесть. Сказывают только, что Дон после того три дня и три ночи был темен от крови. Поначалу теснил наших Мамай, но к вечеру русская сила пересилила. Засадные полки ударили в спину наседавшим татарам, и покатились они вспять.

Сам Мамай стоял на холме, окруженный телохранителями. Увидел он, что войско его повернуло и в бегство ударилось, смекнул хан, что пропало его дело и надо голову свою спасать. Вскочил на коня и поскакал прочь. Телохранители за ним. Так скакали они не переводя дух, пока не добрались вот до этой самой реки, только пониже, в том самом месте, которое прозывается Гусиный Брод. Переправляясь через нее, Мамай обронил в воду меч. А был тот меч не простой, а изукрашенный драгоценными каменьями. В другой раз не оставил бы хан меча на дне реки, повелел бы его достать своим слугам. Да, видно, не до меча ему было. Так и остался меч на дне быстрой речки. Искали его потом, да так и не нашли. А реку нарекли в память об этом Красивой Мечей. Вот и весь сказ.

— Говоришь, искали меч и не нашли? — насмешливо переспросил Павел.

Старик, не заметив иронии в голосе внука, развел руками:

— Ничего в этом нет мудреного, должно, его засосала тина, тяжел был, видно.

— До чего же все это интересно, — заметил я, — называется река Красивая Меча, а ты даже и не подозреваешь, что за этим названием кроется.

— Эх вы, романтики, — с сожалением произнес Павел, снова приподнявшись на локте, — сеча, погоня, меч с бриллиантами! Сказка хороша, слов нет, да только сказка сказкой и остается. А наука требует точных и неопровержимых фактов. Сдается мне, что никогда в эту реку Мамай меча не ронял, потому и не могли его найти. Ты, дед, не ершись, — повысил он голос, заметив протестующий жест старика, — а лучше сам рассуди. Ведь связь между словами «меч» и «меча» по меньшей мере сомнительна. Да и если быть последовательным и производить некоторые географические наименования от общеизвестных слов, легко впасть и в ошибку. Мне вспоминается высказанное по этому поводу остроумное и в высшей степени меткое суждение. Принадлежит оно некоему Орлову, опубликовавшему в 1907 году книгу «Происхождение названий русских и некоторых западноевропейских рек, городов, племен и местностей». Вот что у него сказано относительно легенды о названии Красивая Меча. — Павел сделал небольшую паузу, видимо воскрешая в памяти текст: — «Точно так же я слышал объяснение, что река Сумка в городе Сумах называется потому, что некогда здесь знаменитый гетман Дорошенко, переправляясь через реку, уронил в нее свою сумку, оттого и название Сумка. Удивительные растеряхи эти полководцы. Растеряют все, а из-за них хорошие господа ломай голову. Но ведь эдак название шести рек с именем Ряса придется объяснить тем, что шесть священников обронили в них свои рясы, а в реке Час какой-нибудь историк потерял часы». Каково? Не в бровь, а прямо в глаз!

Кстати, сам Орлов считает, что большинство названий рек на Руси происходит от корней финно-угорского языка, в том числе и Красивая Меча. Это объяснение представляется мне также сомнительным. Я же лично склоняюсь к тому, что корни происхождения названия Красивой Мечи следует искать в древнерусском языке. Мне как-то пришлось, не помню сейчас по какому поводу, просматривать работу Срезневского «Материалы для словаря древнерусского языка», и там есть упоминание о слове «меча», которое автор связывает с современным словом «медведь». Медведица по-древнерусски — мечька. Вот это уже ближе к истине. А ты говоришь Мамай!