Я откашлялся и сказал:

— Мистер Эванс выгнал меня.

— Я знаю, — сказала мама.

— Я знаю, что ты знаешь, — сказал я.

Я не стал рассказывать про то, что Диккенс едва не застрелил Спайка, приняв его за меня, а просто сказал:

— Ерунда, в общем, получилась.

Мама встала, поставила чайник на огонь и сказала:

— Чашка чая нам обоим сейчас не повредит.

— Мне кажется, лучше выпить чего-нибудь покрепче.

Я вытащил из холодильника бутылку пива, и в этот момент в дверях появился отец со здоровенным кочаном капусты в руках. Он положил кочан на стол, взглянул на рюкзак на полу и, вздохнув, пробормотал:

— Что, опять?

Я кивнул.

— Эх, Эллиот…

— Хочешь пива? — Я протянул ему бутылку.

— Ладно, давай.

Мы расселись вокруг кухонного стола, и я попытался объяснить родителям, что вовсе не хотел уходить от мистера Эванса. Он считал меня хорошим работником, но что было делать, ведь Спайк — мой друг!

— Ничего себе друг! Совсем никудышный… Тебе следовало бросить его много лет назад! Он всегда плохо на тебя влиял.

— Да, но друг…

— Знаю, знаю. Но, понимаешь, сын, иногда стоит и о себе подумать…

— А иногда стоит защитить друга.

Против этого им нечего было возразить, так что я откинулся на спинку стула, хорошенько глотнул холодного пива и уже было открыл рот, чтобы рассказать про встречу с собакой без головы, но быстро закрыл его. Незачем зря болтать, есть вещи, о которых не говорят. Я подхватил рюкзак и отправился к себе. Лежа в кровати, я слышал, как мама с папой гремят на кухне посудой, прибирая ее на ночь. Я закрыл глаза и позволил дню скатиться с пригорка в темноту. Дом щелкал и потрескивал, кошка неслышно прошла по коридору мимо моей комнаты, кровать скрипнула. Мир успокаивался на ночь, и я почувствовал, как моя кровь замедлила свой бег и на меня, как занавес, спустилась сверху тишина.

Я помню, что было дальше. Память моя ясна. Я мог бы заглянуть в нее — и сквозь все завихрения и водовороты увидеть дно. И разглядеть плывущих рыб и дым, плывущий вдоль по течению моих мыслей. Точно, именно такое было чувство: дым вплетался в мои мысли, закручивал их в кольцо, душил, так что высказать их я не мог.

На следующий день после того, как я уехал с фермы, а Спайк сбежал в неизвестном направлении, я позвонил Поллоку. Я рассказал ему, что произошло, а он проворчал, что мне следовало проинформировать его об этом раньше. На это я возразил, что, судя по тому, как лихо он облажался в прошлый раз, день раньше или позже все равно ничего не изменит, так какого черта я должен был напрягаться и звонить ему раньше. Видимо, он понял меня, хотя кто его разберет. Он казался подавленным, а когда я спросил, знает ли он, где сейчас Диккенс, Поллок ответил так:

— Мы нашли его машину в Бристоле. Заднее стекло пробито, на сиденье кровь. Но его в машине не было.

— Вы гений, Шерлок, — сказал я. — Что-нибудь еще?

— Я бы не беспокоился, — сказал он.

— Действительно, с чего мне беспокоиться? Вот только я каждую минуту боюсь в штаны наложить от страха.

— Да он сбежал.

— Сбежал? Вы уверены? Кажется, я уже это слышал. И куда же он сбежал на этот раз?

— В Испанию.

— Куда-куда?

— В Испанию. У него там дружки. К тому же я знаю, что у него есть парочка фальшивых паспортов. — В горле у Поллока свистнуло, как будто его проткнули.

— А вы уверены, что он в Испании?

— На девяносто девять процентов, — сказал он.

— То есть существует один процент вероятности, что он объявится сегодня дома у меня ночью, чтобы выколоть мне вилкой глаза?

— Думаю, Эллиот, что тебе не следует волноваться. Мы держим под контролем все порты, аэропорты, вокзалы — ему из страны не выбраться.

— Постойте, но вы только что сказали, что на девяносто девять процентов уверены, что он уже покинул на фиг страну, к чертовой матери!

— Конечно. Понимаешь, Эллиот, мы думаем…

— А я думаю, — сказал я, — что важно то, что он думает, а не вы. Потому как, судя по прошлому разу, вы-то думать не большие мастера.

— Слушай, — Поллок снова испустил тяжелый, усталый вздох. Я слышал, как этот вздох покидает его легкие и улетает прочь. Вздох отчаяния. — У тебя же есть мой номер телефона. Если увидишь его или заметишь что-нибудь подозрительное, звони немедленно.

— Не волнуйтесь, — сказал я, — непременно позвоню. — Я посмотрел на трубку, раздумывая, хочу ли я сказать ему еще что-нибудь, но потом молча положил ее на рычаг.

Я пил чай. Я теперь все время пил чай. Стал настоящим профессионалом по части заваривания чая. Я нагревал чайник, заливал заварку свежей, только что вскипяченной водой и оставлял настаиваться ровно на четыре с половиной минуты. Потом добавлял свежее молоко, иногда сахар, но не всегда. А когда я не пил чай, не глядел в потолок или не болтал с кошкой, я ехал в больницу к Сэм. Я смотрел, как мужественно она борется с болью, превращая боль и тьму во что-то хорошее и светлое. Иногда у нее сидела Роз, иногда Дейв, Дон, Дэнни или все вместе, и тогда мы рассаживались на пластмассовых стульях вокруг ее кровати и рассуждали об огороде, урожае, о том, когда снова пойдет дождь, о торфяных пожарах в Эксмуре и ценах на коричневый рис. Но чаще всего был только я — с корзинкой фруктов, немытой мордой и дурацкими разговорами о чае и всякой прочей ерунде.