…Гривс плыл по Эльбе.

Ему приходилось работать только одной рукой, так как в другой он крепко держал бутылку настоящего бурбонского виски, доставшуюся ему от убитого рыжего О'Келли.

Вода была холодная, но Гривсу было все равно, как было все равно сотням американцев и русских, плывших друг к другу. Война сдохла, черт бы ее подрал! И наконец-то можно было обняться и выпить на костях этой стервы.

На том и на другом берегу восторженно стреляли в воздух и швыряли пилотки в чистое от самолетов небо.

Навстречу Гривсу плыл старый кузов от грузовика. В нем сидело несколько русских, подгребая прикладами. Русские втащили Гривса в кузов, исколов его небритыми щеками.

— Америка, ребята, как пить дать Америка! — восхищенно щупал Гривса курносый солдатик с гармошкой. — Ну чего ж тебе сыграть, Америка?

— Замерз, однако, паря… — накинул на Гривса свою шинель пожилой старшина, похожий на техасского фермера, и протянул Гривсу фляжку. — Согрей нутро, браток…

Гривс отхлебнул и поперхнулся: это был чистый спирт. Русские захохотали, колотя его по спине кулаками. Гривс с трудом перевел дыхание и тоже засмеялся, протянув старшине виски.

Старшина взял бутылку, с интересом провел рукой по ней, изучая:

— Ишь, ты… И пробочка отвинчивается… Техника!..

Бутылка виски пошла по рукам.

— Самогонкой отдает… — утирая усы, сказал сержант. — Супротив нашего спирта, однако, слаба.

— Нет, а ты мне скажи, ты капиталист, Америка? Капиталист? — тыкал Гривса в грудь курносый солдатик.

«Америка» и «капиталист» — это были единственные слова, которые понял Гривс. От радости, что он хоть что-то понял, Гривс счастливо закивал головой.

— Да, да. Америка. Капиталист…

— Капиталист… — с тревожным изумлением отшатнулся от Гривса курносый солдатик.

— Нет, нет… Не капиталист! — отчаянно замотал головой Гривс, увидев, что его неправильно поняли. — Я художник.

Гривс полез с карман за блокнотом, но увидел, что блокнот промок. Тогда Гривс потянулся к планшету молоденького лейтенанта в новенькой форме:

— Бумагу. Дайте мне бумагу.

— Что он лезет к моему планшету? — недоверчиво отодвинулся лейтенант.

— Я понимаю, бумага ему требуется, товарищ лейтенант. Написать, видно, фамилию хочет… — объяснил старшина.

Получив лист бумаги и карандаш, Гривс в одно мгновение сделал набросок со старшины и протянул ему.

— Вроде я… — удивился старшина. — Ишь, ты, американец, а рисует…

— Ага, значит, никакой он не капиталист, а безработный, — смекнул курносый солдатик.

— Это почему ж безработный? — спросил старшина.

— А как же, у них в Америке одни безработные и капиталисты… — объяснил курносый солдатик.

— Будя врать-то… — умерил его пыл старшина. — Кто ж у них машины-то делает и хлеб сеет? А знатные у него ботиночки, однако! Товар добрый. — И старшина уважительно постучал по желтым высоким ботинкам Гривса.

Гривс посмотрел на ноги старшины и увидел разбитые кирзовые сапоги. Подошва одного из сапог явно просила каши и была прикручена медной проволокой.

Гривс быстро поставил свою ногу рядом с ногой старшины — размеры совпадали — и стал торопливо расшнуровывать ботинки.

— Товарищ старшина, он подумал, что вы просите его обменяться с ним, — строго сказал молоденький лейтенант. — Не роняйте достоинства Красной Армии.

— Да он от души, товарищ лейтенант, — успокаивающе сказал старшина, однако остановил руку Гривса, уже снимавшую ботинок. — Не положено, браток, по форме не положено. Души у нас, может, и сходные, только у вас ботинки, а у нас, значит, сапоги.

Курносый солдатик развернул гармошку и запел, по-бабьи подвизгивая и шало подмигивая Гривсу:

И желтые ботинки Гривса, и кирзовые сапоги старшины, обмотанные проволокой, притопывали в такт…

…Нет, русский, который сидел в первом классе воздушного лайнера Сан-Франциско — Гонолулу, не был похож на тех солдат. Ботинки у него были замшевые. Одет он был вполне по-европейски, даже, точнее сказать, по-американски, если учитывать не слишком выдержанное сочетание галстука и пиджака.