В другой своей статье – «Проблема гена в современной генетике» – автор Алиханян совершенно бессовестно пытался подкрепить многочисленными цитатами из классиков марксизма явно метафизические положения вроде следующих: «Ген не зародыш признака и не единственная ответственная материальная частица клетки, определяющая образование признаков или развертывающаяся в признак. Признак – это результат развития всей клетки, взаимодействия клеток и, наконец, результат взаимодействия с внешней средой (чего же в конце концов? – С.П.). Ген определяет специфическое развитие признака, определяет направление, в котором должен развиваться признак» (стр. 11). Правильно говорил академик Шмальгаузен, что представление о гене «приблизилось к вейсмановскому представлению о детерминанте» (стр. 53), т.е. самому реакционному и ненаучному представлению в биологии.

Еще большую смелость, так сказать, проявляет Алиханян, когда авторитетно заявляет, что «на синтез триптофана влияют два разных гена. Один из них требует для роста или индол или атраниловую кислоту, другой – только индол. Оба эти вещества являются предшественниками триптофана, а атраниловая кислота – более раннее звено в цепи реакций», что «возможно сведение действия генов к простым химическим реакциям» и что «количество генов, связанных с синтезом какого-либо вещества, приближается к количеству звеньев в реакции» (см. рис. 9 и стр. 10 и 11).

Таковы рассуждения человека, очевидно мало знакомого с органической химией, ибо он антраниловую кислоту упорно именует атраниловой.

Подобными рассуждениями наполнена вся статья. Ясно, что новый уклон в формальной генетике еще хуже, чем прежний!

Главный принцип вейсманистов – отрицание передачи по наследству приобретенных признаков. Господство этой концепции в науке всегда приводило в дореволюционное время к трагическим развязкам. Так, например, крупный материалист биолог профессор Шимкевич, мой учитель по теории эволюции, в своей в общем очень хорошей книге «Биологические основы зоологии» писал по поводу Вейсмана не то, что он говорил нам в узком кругу, причем он довольно цинично заявлял, что не хочет терять кафедры из-за этого вопроса и не хочет попадать в положение Сеченова, на которого, в свое время, за его материалистические взгляды ополчилась не только светская, но и духовная власть. Шимкевич, боясь в условиях дореволюционной России преследований, забросил и свои интересные опыты по влиянию на процесс инкубации ряда веществ, вызывающих резкие изменения в ходе онтогенетического развития организма, остановку филогенетического повторения и направление онтогенеза по иному руслу.

Нападки формальных генетиков на теоретические опыты Е.А. Богданова с мясной мухой, выводы из которых противоречили менделизму-морганизму, на работы М.Ф. Иванова в племенном животноводстве были настолько ожесточенными, что подчас создавали невыносимые условия для их работы.

Слишком шумно формальные генетики проявляют себя в СССР и ныне. Достаточно им было собраться в стенах Московского университета и оказаться в случайном большинстве, как они тотчас же отлучили от дарвинизма мичуринское течение, тотчас же сделали попытку изгнать из Ленинградского университета тов. Презента и тов. Турбина. Особенно усердствовал в стремлении уничтожить мичуринцев профессор Поляков из Харькова. Для характеристики этого профессора я прочту документ, относящийся еще к 1927 г. Этот самый Поляков пишет профессору Козо-Полянскому:

«Уважаемый товарищ Козо-Полянский! По поручению группы товарищей информирую Вас о следующем. На-днях окончился Всесоюзный съезд зоологов, анатомов и гистологов Биологи – диалектические материалисты, бывшие на съезде, решили сорганизоваться и положить начало существованию Всесоюзного объединения биологов-марксистов. Пока что мы решили не замыкаться в рамки общества, а установили личные связи, переписку и включили в план нашей работы на 1928 г. Всесоюзную дискуссионную конференцию и обмен докладчиками. В наше объединение решено привлечь лишь узкий круг товарищей, стоящих на позиции последовательного диалектического материализма.

Организаторы-корреспонденты по Москве – Левин, Завадовский Б.М. и Агол, по Ленинграду – Куразов, Харькову – Финкельштейн и я (т.е. Поляков. – С.Д.), Ташкенту – Бродский. Ленинградским товарищам поручено привлечь в наше Объединение ботаников, которые приедут на Всесоюзный ботанический съезд. От нас будут тт. Рыжков и Коршиков. Думаю, что Вы не откажетесь присоединиться к нам. С товарищеским приветом И. Поляков. Харьков, ул. Артема, 46, кв. 2, 27/ХП 1927 г.». Мы не будем говорить, что вышло из затеи. Сегодня это не столь важно.

Как видно, это – фракционер уже не первого года. Через 20 лет у него вновь вспыхнуло в крови желание объединиться методом оппозиции.

А платформа попрежнему самая ортодоксальная! Формальная генетика под красным флагом! Таковы попытки менделистов-морганистов в настоящее время сорганизоваться в биологической науке под флагом дарвиновской конференции в Московском университете. И, конечно, не ради биологии – «не очень много шили там и не в шитье была там сила».

Но какими бы жупелами ни пугали меня эти меньшевиствующие идеалисты – и разговорами об ортодоксальном дарвинизме, и намеками на анархизм, и обвинениями в ламаркизме, и т.д., и т.п., я все-таки думаю, что положение о передаче по наследству приобретенных признаков есть несомненный, истинный факт материальной природы, ведущий за собой эволюции организмов.

Вторым вопросом биологии огромного значения является вопрос о материальном носителе живого как процесса. Формальные генетики нашли его в мистическом, мифическом и по существу не материальном Fefle, находящемся в половой клетке. Я не буду полемизировать с ними, разбирая нелепость этого положения с точки зрения биохимии.

Академик Т.Д. Лысенко совершенно правильно говорит: «Под наследственностью мы понимаем свойство живого тела требовать определенных условий для своей жизни, своего развития и определенно реагировать на re или иные условия. Под термином наследственности мы понимаем природу живого тела» (Агробиология, 1946, стр. 328). В этом высказывании кратко охарактеризовано то, что называется жизнью, и материальным фактором ее названо «живое тело». Этот биологически правильный термин мы, биохимики, расшифровываем биохимически, или, правильнее, агробиохимически, в названии «живой белок», созданный из «мертвого протида», «протеина».