– Пошли, - трактирщик цепко ухватил меня за рукав.
– Покажу, где мыться будешь. Лохань я тебе ставить не буду, она для благородных предназначена, обойдешься. Вода стоит в углу, полощись.

– А горячая вода есть, хозяин?
– перспектива отмываться ледяной водой не радовала, но и в грязь я не сама упала, так что может и дадут кипятка?

– Ты из господ, что ли, это те холодной мыться не могут, особенно бабы! Ишь чего удумала, воды ей горячей носить!

– Мне нужна горячая вода, иначе это не мытье, а размазывание грязи. Неужели у вас на плите нет котла с кипятком? Мне много не надо, хоть котелок...ну пожалуйста, хозяин.

Толстяк хмыкнул, скорчил непонятную рожу, но вышел из дощатой пристройки, гордо именуемой здесь мыльной и скоро вернулся с котлом, над которым клубился пар.

– Это...я вот принес, хватит тебе? И еще вот... этим можешь намыливаться, я с твоих сопровождающих за него сдеру.
– Хозяин помолчал и добавил, - закрою тебя тут, как велели. Не нужны мне неприятности. Издалека идешь?

– Да, очень. Спасибо вам за воду...и мыло.

– Мойся...девка.

Вот так хозяин, с ходу определил, что я не старая баба, несмотря на все тряпки, платки и жуткую грязь! Глаз-алмаз, да и только. И мыло дал, вот уж за что отдельное спасибо! Кое-как я отдраила себя от въевшейся грязи, даже голова перестала чесаться и можно походить без платка. Вещи отстирать от жирной грязи до конца не удалось, я уже чуть руки не стерла до красноты, но темные потеки все равно появлялись по-прежнему. Ну и ладно, как отстирала, так и будет. Здешние обитатели тоже не в крахмальных рубашках ходят, значит, и я переживу, меньше внимания привлеку. Развесив постиранное, я подергала дверь - заперто, а окон тут нет, никуда не вылезти. Может, обо мне и не вспомнят вообще сегодня? Тогда придется ночевать в сырой мыльной, сидя на перевернутой лохани для господ. Господи, ну хоть кто бы подсказал, что мне теперь делать?

Трактирщик выпустил меня из мыльной уже когда я действительно стала засыпать, привалившись к деревянной стенке. Хорошо, что не к каменной - бронхит был бы обеспечен на два щелчка. Повздыхал, сунул мне миску с кашей и ломоть хлеба и проводил в зал, где уже почти не осталось народу. Точнее - многие спали прямо на полу, завернувшись кто во что горазд. Храп, свист, хрюканье стояли жуткие, но спящих это нисколько не смущало. Кто-то громко испустил ветры и по залу поплыл мерзкий смрад. Уже проваливаясь в сон, я вспомнила Зою Германовну. Ее бы сюда...

Утро четвертого дня на дворе трактира. Лошади уже оседланы и ждут седоков, Клаус орет на всех, на хозяина, на Хавьера, на тощего Жана и в довершение всего на меня.

– Сколько можно тебя ждать, черт побери! Не можешь собрать свои тряпки, брось их тут! Граф тебя наградит, тогда сможешь купить себе бархатное платье!

Лошадиное ржанье Хавьера и трактирщика заставляют думать совершенно обратное последней фразе. Платок и остальные вещи так и не высохли, пришлось завязать голову куском холстины, которая служила простыней. Остальное пошло в узел, авось, по дороге досохнет.

– Я готова, пошли.

Клаус уже не слышал меня, выезжая за ворота, Хавьер что-то бурчал сзади себе под нос, поправляя мешки с провизией и вещами.

Дорога становилась все более оживленной и теперь идти по тележной колее стало невозможно. Я перешла ближе к обочине, но там было больше ухабов и рытвин, замедляющих ход. Встречные люди были самого разнообразного возраста и внешности, от бородатых мужиков до абсолютно лысых, одетых кто во что горазд. Больше всего они напоминали наших бомжей, трущихся по помойкам. Женщину на дороге я видела только один раз, она восседала на телеге рядом с дородным мужчиной, а пешком здешние дамы и вовсе не ходили. Скорее всего, этим и объяснялись любопытствующие взгляды со стороны. Кроссовки еще стойко держались, облепленные грязью, а подол юбки, как я ее не подбирала, все равно покрывался темными разводами. Впрочем, по сравнению с местным населением даже плохо отстиранные вещи смотрелись, как королевская мантия.

– Эй, ведьма, ноги переставляй поживее! К тебе четыре дня ехали, а обратно что, десять, что ли, надо? Или тебя подогнать надо?
– Клаус своим окриком выдернул меня из дорожных размышлений.

– Не могу быстрее идти, тут дорога вся в рытвинах, - пробубнила я в платок.

– Что-о? Чего ты там бормочешь себе под нос? Завязалась по уши и ничего не слышишь? Ну-ка, сними свою тряпку да отвечай нормально...

Я не успела увернуться, ветхая холстина, многократно стираная, порвалась и огромный кусок так и остался в руке Клауса, брезгливо отбросившего его в сторону.

– Эй, ведьма....

– А что, сьер Майдель, - встрял Хавьер, - похоже, что правду про ведьм говорят, что они всегда молодыми выглядят, да?

Я мерно продолжала шагать по дороге и впервые за четыре дня передо мной не маячил зад лошади Клауса. Остатки холстины на шее пришлось сдернуть - проку в них уже не было.

– Эй, ну-ка стой...- Клаус пришпорил лошадь и перегородил мне дорогу, низко свесившись с седла.
– Ну и ведьма нам досталась...голову подними...

Попытка обойти лошадь не удалась, мужчина соскочил с нее и приподнял меня за подбородок жесткими пальцами, всматриваясь в лицо.

– Руку убери. Не на смотринах.

– Нет уж, я получше погляжу...- Клаус был выше меня на голову и стоять с задранным подбородком было крайне неудобно.
– Берта, значит...Дай-ка твой узел...Хавьер, лови!

Узел полетел в сторону, а сам Клаус запрыгнул в седло, бряцая ножнами. Ну что ж, и на том спасибо, все же легче идти будет...я уже пошла вперед, как меня подхватили подмышки как пушинку и плюхнули на лошадь.

– Со мной поедешь, Берта. Так быстрее будет.
– Из голоса Клауса пропали хамские нотки и он стал говорить даже вполне прилично.
– Не дергайся, сиди смирно, не упадешь, я держу тебя...ведьма...