— Ты что, одна с ним по башне лазала? — оживился Лукас. — Ничего больше не нашли?

— Не одна, с нами еще герр Рихтер был. Он и показывал все.

— Понравилась ты, видать, его светлости, вот он и задержался в Штальзее из-за тебя, — усмехнулся Гунтер. — Все уже об этом судачат по углам, а герр Рихтер бесится, да сделать ничего не может.

— Чего беситься-то, — пожала я плечами, — если он все равно… — прикусив язык, я замолчала, а ребята вытянули шеи, ожидая продолжения. — Пошли стрелять, а то будем мести от угла и до ужина!

Парни засмеялись, оценив шутку по достоинству, обстановка немного разрядилась и время пошло.

Михель появился на дворе уже во второй половине дня, хмуро осмотрел мишени, попенял за промахи и отпустил ребят восвояси.

— Марта, а ты куда пошла? — тон у него был уже более менее спокойный и я облегченно вздохнула — выдохся.

— Как куда? Помыться пойду, вот только…

— Арбалет унеси и приходи к воротам, поедем вдоль стены осмотр делать, — и в ответ на невысказанный вопрос, добавил, — его светлость приказал кое-где подновить стену, осмотрим ее, а потом каменщиков пригоним. Лошади уже оседланы, я жду тебя.

За ворота, кроме меня и Михеля, выехал Юнг и Зайдель, которому эта поездка не нравилась чрезвычайно, но отказаться он не посмел, зато очень хорошо усматривал выпавшие камни и будущие трещины. Они обсуждали втроем, с какого места надо начинать ремонт, откуда подтаскивать камни, как ставить леса, а я прислушивалась к их разговору, отмечая про себя, что Юнг почти не разбирается в строительстве, зато Рихтер и Зайдель явно нашли друг друга, так быстро и легко они общались между собой.

Когда солнце начало заходить за самую высокую гору, мы повернули обратно и Михель поехал рядом со мной, все еще рассматривая стену.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Я не строитель, но ремонт стен должен производиться не тогда, когда от легкого толчка выпадают камни, а когда начинают проявляться первые трещины. На это уйдет меньше сил и времени, да и ворочать тяжеленные камни на такую высоту страшновато.

— Я не о ремонте стен говорю, Марта. Что ты думаешь о визите его светлости Теодора в Штальзее и Кронберг?

— Думаю, что ему было любопытно пообщаться со мной, как с участником некоторых событий, но дальше этого дело, надеюсь, не пойдет. Ты же знаешь, как легко возникает интерес в соответствующей этому обстановке, и как легко он пропадает, когда эта обстановка меняется или между ними ложится огромное расстояние. Курортные и романы и разговоры в дороге потому так часты, что все вокруг предполагает именно это — флирт и сплошное веселье. Очень редко случается, что это перерастает во что-то более серьезное. Мы возвращаемся в обыденную жизнь и все случившееся в отпуске кажется далеким и туманным, никак не вписывающимся в наши заботы и планы. Его светлость немного развлекся, совершив выход из царского поезда на захолустной платформе, а теперь он опять погружен в политику и занят совершенно другими вопросами, нежели волновали его здесь. Он получил свое кольцо, мы лицезрели правителя сей земли, все довольны и счастливы. Считай, что он был тут в отпуске, вот и все.

— Как он тебе показался?

— Умный, но других на этом месте и не бывает. Обходительный, но это воспитание. Быстро соображает, значит, не пропил и не прогулял все мозги. Попугал он меня изрядно, когда начал гнуть о моем долге перед покойным мужем, я уж конкретно испугалась, что он меня выдаст в Айзенштадт. Потом, правда, оказалось, что он хотел услышать мои оправдания по этому поводу, а мне не хотелось вытаскивать всю грязь, которой меня поливала Клодия, вот я и промолчала.

— И тебе он даже нисколько не понравился как мужчина? — вроде бы обыкновенный вопрос, но что-то в нем прозвучало не так, как обычно.

— Наши разговоры с ним больше напоминали допрос, только в более мягкой форме. Отказаться от бесед я не могла — приглашения от его светлости больше напоминали завуалированные приказы, но грубости я от него не видела. Провожал он меня до комнаты не один, а в сопровождении фон Дайница, так что здесь исключены всякие слухи и нелепицы. К тому же они здесь чрезвычайно пекутся о своей чести и чистоте аристократической крови, так что надо быть последней идиоткой, чтобы строить какие-то планы на его светлость. Я же тут как Буратино — бездомная, беспаспортная и беститульная, имею только то, что есть в голове.

— Ну, положим ты уже не бездомная, пока я что-то тут могу, ты из Штальзее не уйдешь. Про Буратино — это ты здорово придумала, — рассмеялся Михель. — Действительно, мы без титулов тут никто! Да, а как Теодор с тобой попрощался, что сказал?

— Сказал, прощайте, фрау Марта, хотел бы задержаться, но мне пора ехать. Руку поцеловал, приобнять пытался, на лошадь сам подсадил…вроде все.

— Видел, как он вокруг тебя увивался, — дернул щекой Рихтер. — Хорошо, что уехал, теперь он не скоро в этих краях появится. Мы же на самом краю его земель, не наездишься к нам, да и нет в этом необходимости.

— Он еще о тебе расспрашивал, — невпопад брякнула я, вспомнив причину расспросов. — Как ты вел себя в Кронберге, когда искали кольцо, как руководил поисками, что говорил, когда лег спать…ну и все прочее.

— Когда лег спать? Давай с этого места поподробнее, почему это он вдруг начал этим интересоваться?

— Не знаю. Я же тогда сидела у костра, потом подошел Конрад и мы поговорили с ним немного, он принес мне одеяло и ушел, а ты ходил где-то в темноте, обсуждал с Карлом или Гунтером, где что искать, поэтому я и не видела тебя. Но ты же был не один, ничего так не прятал и кольцо нашел, так что я ничего плохого о тебе не говорила, не бойся! Наоборот, все о деле только. Что-то опять не так?