Кроме того, литератор был недоволен неэтичным, на его взгляд, поведением других экскурсантов. Дело в том, что после того как Литфонд объявил о том, что берет все расходы по организации экскурсии на себя, писатели, «любящие выпить», попросили снабжать обеды и ужины красным, белым вином и водкой. По мнению К. Зличенко, подобное поведение «нельзя считать удобным… потому, что эти напитки стоят дорого и потому, что если уж хотелось писателям пить вино и водку, то для этого имеются свободные рестораны». При всем этом недовольный экскурсант все же отметил, что и местком писателей Киева, и украинское отделение ССП, и Литфонд проявили заботу о всех прибывших писателях.

Как правило, во время большинства поездок литераторов тепло встречали на местах; предоставляли удобное (насколько это было возможно) жилье и щедро угощали. Но среди писателей находились и такие, кто считал это излишним. З. Пастернак вспоминала: «Вскоре после нашего возвращения в Москву (в 1936 году, с пленума писателей в Минске. — В.А.) в Союзе писателей состоялось собрание писателей… Выступление Бориса Леонидовича снова было рискованным. Он говорил, в частности, что пора прекратить банкеты, все не так весело, как кажется, и государство не в таком состоянии, чтобы тратить на писателей столько лишних денег» [246] .

Если у одних писателей едва ли не «профессиональным» заболеванием был алкоголизм, то другие наживали чахотку. Причина — в тяжелых условиях труда и быта. «…За 6 лет моего пребывания в Москве, — указывает А. Гурвич в ответном письме В. Ставскому, — все организации, которые нас за это время опекали, знали о совершенно невозможных условиях моей жизни и, тем не менее, они не изменились. Я живу (с женой) в общежитии театра Моссовета, в комнате размером в 12 кв. метров… В моей комнате соль через сутки покрывается водой. Один чемодан с книгами отсырел, превратился в сплошную кашу. У меня туберкулез 3-й степени. По сути дела, я дышу одним легким. У жены моей туберкулез 1-й стадии. В нашей комнате вдобавок мы заболели ревматизмом» [248] .

Жилищная проблема в писательской среде была, пожалуй, самой значительной среди всех других, связанных с материально-бытовыми трудностями. Жилищные условия — важнейшая качественная характеристика повседневности, определяющая в значительной степени здоровье и психологическое благополучие человека. У литераторов этот фактор приобретает особое значение, так как для них жилье — это, помимо всего прочего, и основное рабочее место. Поэтому не случайно, что тема жилищных условий постоянно была одной из ведущих в обращениях писателей в ССП (подобные письма составили 18,5 процента на протяжении всего рассматриваемого периода, несколько ниже, естественно, — 12 процентов — в годы Великой Отечественной войны). Кроме того, около трети ответивших на анкету В. Ставского критиков также были озабочены решением этой проблемы. Писатели просили об улучшении жилищных условий, о выделении им квартиры или комнаты, о предоставлении им жилья в крупном городе, чаще всего, конечно, в Москве.

По этому поводу Е. Габрилович вспоминала: «В начале тридцатых годов почти все писатели (малые и великие) селились по коммунальным квартирам. Поэтому, когда вдруг прошел слух, что будет писательская надстройка в Нащокинском переулке, образовалась большая давка» [249] . Когда, например, М. Булгаков пошел на собрание пайщиков жилищного кооператива, там произошел такой случай: «Первым в списке называют Б-на. Булгаков тянет руку. „Что сделал тов. Б-н? в чем его заслуга перед литературой?“ — „О, его заслуги велики, — отвечает председательствующий. — Он достал для кооператива 70 унитазов“».

К июлю 1932 года был заселен дом в проезде Художественного театра, а в Нащокинском переулке заканчивались строительство пятиэтажного жилого Дома советских писателей и надстройка двух соседних домов. Во всех этих домах были квартиры в одну, две и три комнаты. В них должны были быть центральное отопление, газовые плиты, стенные шкафы, холодильники и другие удобства. Предусматривалось расселение в каждой квартире только по одной семье (лозунга «Каждой семье — отдельную квартиру!» тогда не знали). Но даже спустя год после сдачи дома в проезде Художественного театра жильцы жаловались на многочисленные недоделки: во многих квартирах не было возможности пользоваться балконами, вода на верхние этажи не доходила, двор был не расчищен и не заасфальтирован, лифт не работал.

Квартиры площадью в 50 квадратных метров стоили 10–12 тысяч рублей, из которых 50 процентов писатель оплачивал до въезда, а на остальную сумму предоставлялась длительная рассрочка. Однако и эти условия признавались «Литературной газетой» слишком обременительными: «Но все же материальные условия оказываются сложными, в несколько месяцев нужно внести 5–6 тыс. руб., что многим не под силу» [250] . Чтобы собрать сумму, необходимую для въезда среднестатистическому жителю СССР в 1932 году, требовалось отложить более четырех годичных заработных плат [251] , а инженеру каменноугольной промышленности пришлось бы отдать всю свою зарплату за год и пять месяцев.

В сером семиэтажном доме № 2 в проезде МХАТ поселились такие писатели, как Л. Сейфуллина, В. Правдухин, В. Ибнер, М. Шагинян, Н. Асеев, М. Светлов, А. Малышкин, Б. Ясенский. Квартиры в этом доме не были роскошными. Но не стоит забывать, что в то время отдельная квартира, а порой и комната были недостижимой мечтой многих советских граждан. Поэтому М. Булгаков радовался, получив квартиру: «Квартира? Квартира средненькая, как выражается Сергей (пасынок писателя. — В. А.),она нам мала, конечно, но после Пироговской блаженствуем! Светло, сухо, у нас есть газ. Боже, какая прелесть! Благословляю того, кто придумал газ в квартирах.