Пример такой импровизации - речитатив шута в сцене у Гонерильи. Трагическая изысканность, надломленность пластики, воздушность и невесомость каждой фразы, а мелодия словно возникает из дыхания далевского шута. Впрочем, песня шута и впрямь родилась из дыхания актера - он спел ее прямо на съемке так, как слышал в себе. Когда отснятый материал был показан Д. Д. Шостаковичу, композитор сказал, что актер уже все спел, осталось только написать сопровождение. Оно звучит здесь тихо, проходя где-то на втором плане, словно следуя за актером. И кажется, что шут сочиняет свои песенки на ходу, играючи.

Откуда бралась эта легкость и свобода? Думается, это прежде всего - талант. Но еще и мастерство, и высокий профессионализм, которые позволяли распоряжаться мыслью и проживать жизнь своего героя, не заботясь о форме. Форма помогала, но никогда не довлела. Актер отдавался на откуп форме только там, где сюжет существовал как предлог к действию, а не был развитием характера. Как правило, это случалось с актером в его комедийных ролях. Здесь господствовала типажность, эксцентрика, гротеск. Это вовсе не означало, что он работал вполсилы. Напротив, все игралось всерьез. Но в сути серьезного была та доля добродушия и иронии, которая свойственна взрослым в отношении к ребенку.

Писать о комедийных ролях Даля нужно в особой главе. Это отдельная тема. Но у нас сейчас "не то в примете". Только одно грустное наблюдение. Глядя на то, как счастливо-весело "хулиганит" актер в своих барыгиных-амурских, флоризелях, марлоу, вспоминая Даля - Эгьючика из спектакля "Двенадцатая ночь" в "Современнике", трудно предположить, представить себе, что это все тот же Даль, которого запомнили сдержанным, мрачным, ушедшим в себя. Но он мог быть и другим - смешливым, остроумным, живым.

В быту Даль обладал "пикирующим" чувством юмора. Эфрос определил его характер как "смесь жирафенка с пантерой", и это очень точно. Он и был таким - очень разным. Просто с годами желания веселиться хватало разве что на близких. Но даже в последние трудные годы он мечтал о комедии. Это был тот мир, в который он, всегда молчаливый и сдержанный человек, пускал всех. Мир театрализованного представления, фантазии, выдумки, озорства. Это была потребность эмоционального отдыха, возможность выйти в новую форму и еще одна встреча с детством, куда каждый из нас хотел бы вернуться. Главное было - не растерять ощущение своей первозданности.

В 1978 году он писал режиссеру А. Эфросу:

"Время уже не бежит, а летит. Определяется человек, определяется его сущность - и тут я согласен с Делакруа, который сказал примерно следующее: вот когда человек рождается, он и есть тот самый чистый и истинный человек. Потом жизнь накладывает на него различные наслоения, и его задача в течение жизни - сбросить с себя все наносное - и вернуться к себе, к своей истинной сущности".

Несколько слов об образе, который в череде героев Даля стоит несколько в стороне. В творческой биографии актера он тоже мало известен.

История такова. В 1975 году режиссер А. Симонов начал снимать на "Ленфильме" двухсерийную картину "Обыкновенная Арктика". Сценарий был написан К.М. Симоновым по рассказам Б. Горбатова "Закон зимовки". Он же, Симонов-старший, подал режиссеру идею взять на одну из главных ролей О. Даля.

Молодой режиссер впервые брался за такую большую работу. Но было нетерпение, жажда работы, самостоятельность взгляда. Все это, и в особенности последнее, решило дело в его пользу - актер, прочитав сценарий, дал согласие. Но это же стало основной претензией к фильму у начальства. "Зачем нам разрушать романтический стереотип, сложившийся в представлении советского зрителя об Арктике 30-х годов?" - услышал Симонов от одного из руководителей телевидения.

Картина на голубые экраны все-таки попала. Но опять сработала та же система, что в свое время с "Женей, Женечкой...", - система "замолчания". Единственный показ по тогдашней 4-й программе в параллель с идущей по 1-й очередной Олимпиадой, когда, естественно, все взгляды были направлены к спорту. Так она и прошла - без повтора и единого слова в печати.

Симонова стереотипы не интересовали, так же как и Даля. Их интересовали люди. Те люди, которые были вынуждены жить и работать в тяжелейших условиях. Романтики не было. То есть, она была, когда снаряжали их на великие подвиги, провожали под звон и шум громыхающих оркестров. А потом про этих людей просто забыли.

Симонов сомневался, сможет ли Даль, по его словам, прекрасный мальчик нашего кинематографа, обаятельный даже в гневе, в разнузданности, тонкий, ювелирно владеющий всеми оттенками палитры своей "вечной юности", сможет ли он перейти в другое качество - ведь ему предстояло сыграть человека старше себя, прошедшего две эпохи. Поэтому перед тем как пригласить актера на роль Антона Семеновича, начальника строительства далекого полярного причала, Симонов снял его в фильме-концерте "Военные - сороковые" из телецикла "Поют артисты театра и кино". Передача единственный раз прошла по ТВ в 1975 году и больше не повторялась. Она - неизвестна, поэтому несколько слов о ней.