— Ох, смотри, не доведет тебя до добра эта коллекция.

— Почему?

— Погоришь, — со смехом ответил Лобанов. — Кстати, Лева, ты уже сдал контру по философии?

— Нет еще.

— Дашь полюбопытствовать?

— Ради бога. Только не передувай слово в слово.

— Обижаешь…

Некоторое время они шли молча. День был теплый, но не жаркий. На сочных зеленых листьях лип лежала пыль. Со смотровой площадки, куда они вышли, открывался волшебный вид на Москву, город, о котором еще четыре года назад Лобанову и мечтать-то было страшно.

Молодые люди, облокотившись на каменные перила, стали смотреть на расстилающийся перед ними город.

Алексей достал из кармана пачку «Родопи», взял у Шаховского «револьвер» и закурил. Пока он раскуривал сигарету, Лева Шаховской стоял рядом с ним и внимательно его разглядывал.

— Слышь, Алексей? — негромко произнес он.

Лобанов помахал рукой, отгоняя дым от лица.

— Чего?

— Я хочу вернуться к нашему разговору.

— Какому разговору?

— К тому, который прервало это небесное создание.

Лобанов задумался, как бы соображая, о чем идет речь. Затем улыбнулся:

— А, ты про это… А чего тут говорить — ты прав, конечно. С жизнью нужно что-то делать. Мне и самому не очень-то светит перспектива осесть на кафедре и читать лекции желторотым придуркам.

— И получать за это копейки, — добавил Лева.

— Ну, скажем, это-то как раз и не обязательно. Можно ведь устроиться нормально. Ну, знаешь, командировки за границу, всякие там симпозиумы, конференции. Тогда и на кафедре можно неплохо жить.

— Так-то оно так, — задумчиво сказала Лева. — Но, сам знаешь, это не для наших чернорабочих кровей. — Перехватив удивленный взгляд Лобанова, он поспешно поправился: — Я имел в виду твою кровь. Про мою не стоит и говорить.

— Это точно, — усмехнулся Лобанов.

Лева сделал вид, что не заметил этой усмешки. Его отец двадцать лет проработал бухгалтером на трикотажном-предприятии. Причина увольнения звучала туманно, но злые языки поговаривали, что отец Левы — Иосиф Александрович Шаховской не поделил с директором предприятия левую прибыль. Дело удалось замять, но должности Шаховской-старший лишился.

— Н-да… — продолжил Лобанов, пуская сизые облачка дыма. — Вот Мотьке Кожухову есть где разгуляться. У него папик до пенсии был замдекана. Везет же людям! — Алексей прищурился и выпустил колечко дыма. — А у моего образование — три класса и коридоры, — добавил он.

— У моего на пару коридоров больше, но это ничего не меняет, — холодно заметил Лева. Он отвернулся от приятеля и, близоруко сощурившись, посмотрел вдаль.

— Красивый город, — выдохнул Лева.

— Да, — согласился Алексей, — большой.

— И большие дела можно делать, — добавил Лева.

Алексей посмотрел на Шаховского. Взгляд того был задумчивым.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил Алексей.

— В принципе для успешной карьеры нам нужно немногое, — спокойно ответил Лева. — Держаться друг за друга. Как масоны, помнишь? Когда человек один — ему приходится туго. А вот если он член какой-нибудь организации… — Лева замолчал и заговорщицки улыбнулся: — Понимаешь, о чем я?

— Про партию, что ли? — так же тихо произнес Алексей.

Лева чуть заметно качнул головой.

— Партию, конечно, тоже не стоит сбрасывать со счетов. Но я тебе о другом толкую. Представь себе организацию молодых интеллектуалов. Типа пушкинских лицеистов, помнишь? Один пробился наверх — потянул за собой другого, а тот — третьего. Этаким путем мы такую кашу заварим, в такие сферы проберемся, что держись!

— Что-то вроде ордена? — приподнял брови Лобанов.

— Скорее — братства.

Алексей посмотрел на приятеля, стараясь понять, не шутит ли тот. Но Шаховской, похоже, и не думал шутить.

— Интересная идея, — заметил Лобанов. — Но с чего-то нужно начать. С чего?

— Все просто, — ответил Лева. И, понизив голос, добавил: — «Университетский проспект».

— Черт… — Лобанов стряхнул пепел на асфальт. — А ведь и правда. Честно говоря, мне и самому приходило в голову что-то подобное, но, признаюсь, Лева, ты соображаешь гораздо быстрее меня.