И, что не менее важно, не только топлива.

АЭС — суперсложное и очень дорогое сооружение со сроками строительства минимум 7–8 лет. Те, у кого нет урана и обогащения, на АЭС решаются только тогда, когда есть гарантии топливного снабжения на весь срок службы станции — порядка 40 лет. А урановое топливо не нефть, не уголь и не газ, его просто так на рынке не купишь. И потому, как правило, контракт на строительство АЭС заключается «в одном пакете» с контрактом на ее обеспечение топливом, а также на утилизацию отработанного топлива.

Однако иметь ядерную энергетику — которая не только в итоге все-таки дешевле, чем углеводородная, но и в значительной степени освобождает от все более тягостной угольно-нефте-газовой зависимости, — хотят почти все. Хотят и те, у кого есть уран, мощности обогащения и технологии строительства АЭС, и те, у кого ни того, ни другого, ни третьего нет. В результате даже после фукусимской катастрофы мировые планы строительства АЭС не претерпели принципиальных изменений.

По последнему (2012 г.) минимальному прогнозу МАГАТЭ (он включает официально объявленные и уже реализуемые правительствами и энергокомпаниями планы), к 2030 г. установленная мощность АЭС в мире увеличится с нынешних 370 ГВт (10 ГВт сейчас, после Фукусимы, полностью остановлены) до 447 ГВт. А по максимальному прогнозу, учитывающему долгосрочные планы правительств и энергокомпаний, установленная мощность АЭС в 2030 г. достигнет 691 ГВт. Соответственно, вырастет и потребление обогащенного урана.

Вывод: тот, кто добывает и лучше и дешевле обогащает уран, одновременно получает возможности доминировать и на рынке строительства АЭС. А ведь это одновременно и быстрорастущий, и высокотехнологичный рынок. Это один из главных мировых рынков, на котором продается наиболее выгодная продукция: как говорят экономисты, «с высокой добавленной стоимостью».

Потому и проблемы контрактов на строительство АЭС, и типы строящихся ядерных реакторов, и вопросы обогащения и поставок недорогого качественного ядерного топлива — также оказываются единой сферой энергетических войн.

О них — в следующей статье.

Идея разрушения любой коллективности, превращения общества в совокупность атомов, получила поддержку и развитие

Анна Кудинова

Главная цель информационно-психологической войны — сломить способность противника к сопротивлению.

Прежде чем развязать боевые действия на информационно-психологическом направлении, враг достаточно долго изучает, в чем вы слабы, а в чем сильны. И только после этого начинает наносить удары — причем как в «точки слабости», так и в «точки силы».

Нанося удар в «точку слабости», враг может рассчитывать на быстрый результат. Нанося удар в «точку силы», он на такой результат рассчитывать не может. Но враг понимает, что если с помощью долгой и кропотливой работы не подавить «точки силы», то победы не будет.

В Великую Отечественную войну враг не сумел подавить наши «точки силы». Кстати, он неплохо бил по нашим «точкам слабости»: использовал пятую колонну, подогревал настроения противников Советской власти, вводил в игру эмиграцию и так далее. Использовал враг и наши традиционные слабости: недостаточную организованность, медлительность, неспособность быстро воспламеняться ненавистью к врагу. Но недооценив «точки силы» и не имея возможности наносить по этим «точкам силы» мощные долговременные удары, враг потерпел фиаско.

Психологический портрет русских, составленный немцами до начала Великой Отечественной войны, был ошибочным. В ходе войны немецкие генералы и фельдмаршалы с нарастающей тревогой отмечали, что русские оказались «первым серьезным противником». Проявляя «баснословное упрямство» и «неслыханное упорство», они сопротивлялись «усиленно и отчаянно»… Срыв блицкрига потребовал от немцев попытаться понять, в чем корень неучтенного ими фактора — беспримерного героизма русских.

В середине девяностых в России были впервые опубликованы два документа, содержащих очень важную информацию — секретные доклады 1942 и 1943 гг., подготовленные Имперской службой безопасности нацистской Германии для высшего руководства. Доклады эти посвящены представлениям немецкого населения о советском человеке. Точнее, трансформации сформированных немецкой пропагандой представлений после реального соприкосновения с противником. В докладе 1942 года указано, что пропагандистское разъяснение, согласно которому «упорство русских в бою» вызвано только «страхом перед пистолетом комиссара и политрука», уже не кажется немцам убедительным. «Снова и снова возникает подозрение, что голого насилия недостаточно для того, чтобы вызвать доходящие до пренебрежения жизнью действия в бою… БОЛЬШЕВИЗМ (здесь и далее выделено мною — А.К.) вселил в большую часть русского населения непреклонное упорство… Такого организованного проявления упорства никогда не встречалось в Первую мировую войну… За боевой мощью врага… стоят такие качества, как своеобразная ЛЮБОВЬ К ОТЕЧЕСТВУ, своего рода мужество и ТОВАРИЩЕСТВО…».

Генерал Блюментрит, немецкий начальник штаба 4-й армии, уже после войны признает: «Красная Армия 1941–1945 гг. была гораздо более сильным противником, чем царская армия, ибо она самоотверженно сражалась ЗА ИДЕЮ».

Таким образом, основными «точками силы» русских враг признал накаленную коммунистическую идею, любовь к Родине и коллективизм (то, что в приведенной выше цитате названо «товариществом»).

В послевоенный период враг учел ошибки и понял, что надо наносить сосредоточенные удары по самым разным «точкам» нашей силы. Специально привожу здесь только те «точки силы», которые названы в немецком секретном докладе.