Может быть, старуха что-то прочитала на его лице, но она опустила клюку и дала ему пройти.

Поездка из Тарксиена к институту Сент-Джозеф прошла незаметно — он отчаянно перебирал в памяти подробности встречи, открытую недоброжелательность близких Кармелы. За все время пребывания на Мальте он никогда не испытывал ничего подобного.

Его секретарша Мария уже сидела за столом, разбирая почту. Эта симпатичная и умная женщина, несколькими годами старше Макса, перед войной работала в департаменте образования. Она обладала бесценными контактами по всему острову и неизменно пребывала в веселом расположении духа. Мария встретила его одной из своих привычных улыбок и новостью, что вице-губернатор только что звонил ему лично.

— Он сказал, в чем дело?

— Голос у него был мрачный.

Это ничего не значило, даже в лучшие времена у него было мрачно-торжественное настроение. А вот личный звонок вызывал беспокойство. Вице-губернатор редко пачкал руки делами, имеющими отношение к информационному отделу, когда у него была целая команда помощников, которые выполняли для него всю черную работу. Должно быть, это было что-то важное.

Через неделю всем им надлежало предстать перед советом правительства Мальты с чашами для подаяний и обосновать расходы для своих департаментов. Вызывало раздражение, что мальтийцы держали кошельки туго завязанными, хотя деньги в них поступали прямо из карманов британских налогоплательщиков, было законченным абсурдом клянчить деньги, живя под бомбами и голодая.

В любом случае бюрократический бегемот, который управлял их жизнью, с начала года процветал, словно питался потоками бомб, а те тонули в бессмысленных бумагах и бесцельных совещаниях. Не подлежало сомнению, что были те, кто и во время войны с комфортом устроились в лабиринтах администрации, но Макс не причислял себя к ним.

Они, как всегда, получат свои деньги, но первым делом им необходимо подготовиться к представлению, которое заключается в том, что придется почтительно сидеть рядом с вице-губернатором. И так далее.

Макс уже отлично усвоил свою роль — Винсент Фалзон из бухгалтерии последние пару недель был по уши занят, разбираясь в гроссбухах и подбивая счета, чтобы у них что-то оставалось на черный день, — но полагал, что лучше самому вникнуть во все детали. Еще ему нужно время, чтобы предупредить Пембертона о расчете «бофоров» и продиктовать два бессмысленных письма — одно генеральному почтмейстеру, а другое — начальнику военной полиции. Лишь после этого он может направляться на встречу.

Консерватория Винценцо Бугейя начала свое существование как сиротский приют для девочек, и, судя по ее размерам, в те ранние дни у нее хватало преуспевающих благотворителей. Она стояла на некотором расстоянии от дороги за металлической оградой с воротами, от которых тянулась внушительная каменная дорожка, а само здание величественно высилось посреди просторного открытого двора. Был и другой двор, скрытый от глаз за часовней с куполом, которая стояла в центре комплекса.

Институт Святого Иосифа притулился в тени Консерватории как бедный несчастный родственник, но то, чего ему не хватало в осанке, с успехом компенсировалось его грубоватым обаянием. Его коридоры кишели ясноглазыми и озорными ребятишками, а не отдувающимися письмоводителями, которые, казалось, были подавлены грандиозностью их нового дома.

После того как их переместили из Валлетты, Макс только один раз посетил резиденцию вице-губернатора, поэтому он заблудился в лабиринте коридоров.

— На второй этаж, и там спросите еще раз.

Этот вежливый совет дал высокий худой мужчина, спешивший по холлу с пачкой досье под мышкой. Пробегая мимо, он даже не удостоил Макса взглядом.

Он сделал и то и другое, когда Макс крикнул ему вслед:

— У вас рубашка из брюк выбилась!

Человек пошарил за спиной свободной рукой и убедился, что его разыграли.

— Я ошибся, — сказал Макс.

Это был детский розыгрыш, но, как ни странно, он успокоил Макса, и он продолжал улыбаться, входя в анфиладу комнат, занятых вице-губернатором и его командой.

Ходжес, привратник департамента, поправляя очки, сидел за своим столом, подравнивая стопку бумаг.

— О, майор Чедвик.

Ходжес сверился с наручными часами, явно разочарованный тем, что не может сделать Максу выговор за опоздание. На циферблате было ровно одиннадцать.

— Я знаю, что это значит для вас, — сказал Макс. — Поэтому и постарался.

Ходжес обладал своеобразным характером — мрачноватый, неразговорчивый маленький человек, всегда безупречно ухоженный. Он был полностью лишен чувства юмора, что порой вынуждало пускать в ход шутку как оружие против него.

— Прошу, — сказал Ходжес, показывая в угол. — Присаживайтесь.

Именно на эту часть комнаты Макс не обратил внимания при входе и лишь теперь заметил, что на низком диване сидит Фредди.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Макс, присаживаясь рядом.

— Пока ты не вошел, я и сам не был уверен…

— О господи…

— Именно это я и подумал, когда они появились в госпитале. Я хотел позвонить, но у них была машина, которая ждала меня.

— Не разговаривайте, пожалуйста.