— В самом деле?

— О да.

Только тогда, когда были убраны тарелки, они затронули тему, которую старательно избегали. Инициативу проявил Эллиот.

— Пришел в себя после вчерашней встречи?

— Вот именно. Казалось, я предстал перед военным трибуналом.

— Где заседал и я?

— Где именно ты заседал?

Эллиот откинулся в кресле.

— Воспринимай это так: я наблюдаю за обеими сторонами.

— Думаешь, я не могу? Знаешь, что я сделал, когда Фредди показал мне наплечную нашивку?..

— Нет, но могу догадаться. Ты подумал о том, как бы избавиться от нее.

Ответ смутил Макса.

— А что бы сделал ты?

— Вероятно, то же, что и ты, — подумал, передумал, разнюхал бы обо всем вокруг. Единственное отличие — я бы не попался.

— Браво, молодец.

Эллиот не отреагировал на замечание.

— Для подобных вещей я хорошо подготовлен. У тебя есть талант писать оптимистичную фигню, которую людям нравится слышать в такое время.

— Если ты хочешь осадить меня, то хорошо выполняешь эту работу — даже лучше, чем полковник Гиффорд.

— Гиффорда убедить так же просто, как согнуть наковальню. Я говорил ему, что ты обладаешь недостаточной информацией.

— Ну и он опроверг тебя.

— Опроверг? Догадываюсь, что ты не думал ни о чем другом с тех пор… и что собираешься делать с этим теперь?

— Какая тебе забота? — осторожно произнес Макс.

— Ты считаешь, что у меня нет принципов?

Для Эллиота было характерно отвечать вопросом на вопрос. Между тем Макс сунул руку в боковой карман и достал сложенный лист бумаги. Эллиот взял его, наклоняя под углом к свету свечей.

Макс написал на нем три вопроса. Где он нашел их? Откуда он похитил Кармелу Кассар? Для чего он это делает?Последний вопрос он перечеркнул.

— Любопытно, — спросил Эллиот, — почему ты зачеркнул последний вопрос?

— Потому что он не имеет смысла. Разве можно знать, для чего он это делает? В нем глубоко сидит какое-то болезненное, порочное влечение.

— В нем? — спросил Эллиот. — Почему не в них?

Такая мысль не приходила в голову Макса.

— Просто я полагал…

— Хорошо, не продолжай. Закон отложенного решения Уэзерна: предположение — мать всех затруднений. — Эллиот ткнул в последний вопрос из списка Макса. — Это ключ ко всему, что ты знаешь. Не отметай его.

— Не понимаю…

— Твоя неосведомленность бодрит, черт возьми. Я спрашиваю, что, если он делает это по причинам, не имеющим отношения к самоудовлетворению? Что, если он стремится дестабилизировать здесь обстановку? Что, если он работает на противника, и все это одна большая диверсия, часть плана настроить мальтийцев против вас, подорвать особые отношения?

— Сейчас ты говоришь как Ральф. Он всюду видит шпионов и «пятую колонну».

— Ральф прав, сохраняя бдительность. Они действительноздесь. Говорю тебе это за спасибо.

Это было серьезное заявление, и оно порождало новые вопросы. Однако Макс старался оставаться в теме.

— Фредди говорил, что имеется доказательство сексуального расстройства.

— Ну…

— Поэтому либо этот человек — или эти люди — относится к своей работе слишком серьезно, либо он получает какое-то удовольствие от этого.

— Может, и то и другое.

— Теперь до тебя доходит.

— Может быть.

— Все возможно, когда действует правило опознания. Неплохо делать предположения, если они основаны на фактах.

— Какие факты? Одна поездка на базу подводных лодок? — Эллиот сделал паузу, позволяя осмыслить его слова. — Я звонил после полудня Томми Равильи. Не бойся, соблюдал осторожность. Он все еще боготворит тебя.

— Слава богу, что это так, смогу сегодня спать спокойно.

— Не знаю, — сказал Эллиот, глядя вверх на безоблачное небо. — Этой лунной ночью для бомбардировщиков вряд ли суждено спокойно спать любому из нас. — Оглянувшись на Макса, он спросил: — Итак? Совпадают эти даты с пребыванием в порту подлодки?

— Разумеется. Это не того рода промашка, которую может допустить агент противника.

Эллиот окинул его взглядом, граничившим с разочарованием.

— Должен сказать, меня поражает твой скептицизм.

— Не хотелось бы прибегать к предположениям.

— Туш, — сказал Эллиот с легким кивком. — Но, может, это больше чем предположения. Может, я знаю больше того, чем допускаю.

Макс болтал вино в стакане, внимательно глядя на жидкость.

— Думаю, я понимаю, чем ты занимаешься, — сказал он медленно.