Однажды Мягмарсурен, студент, стройный и быстрый в движениях молодой человек, сказал, что его, как и других студентов, посылают на сельскохозяйственные работы, в госхоз. Я немедленно заявил, в духе советских образцов, что попрошу начальство сделать исключение для спортсмена, но Мягмарсурен ничуть не обрадовался. Мне объяснили, что многие монгольские студенты охотно едут на работы, на лоно природы. Фигурки студенток имеют свои достоинства по сравнению с шахматными фигурками.

Мастер Пуревжав оказался очень оригинальным человеком. Математик по профессии, он сочинял стихи, составил сборник стихов, посвященный коням. Конь в жизни монголов исторически занимает особое место. Как-то Пуревжав мне сказал, что у него был любимый конь, потом, подумав, добавил, что любимых коней было пять. Монгольские лошадки роста небольшого, симпатичные. Как-то я погладил по крупу лошадку, стоящую на тротуаре, привязанную у входа в магазин. Пуревжав обеспокоился и сказал, что этого делать категорически нельзя – может укусить. Не укусила. «Что с этого глупого иностранца взять…» – вероятно, подумала лошадка.

В Улан-Баторе автобусы нередко переполнены, и я спросил, почему же нет извозчиков, ведь коней много, дороги гладкие, ухаживать за лошадьми для монгола не проблема. Ответ был строг: «Извозчики были – китайцы, но китайцев выслали, а монгол работать извозчиком не будет».

Памятник вождю монгольской революции конный. Красивая лошадь, всадник высоко поднял руку, довольно тонкую и вся его фигура какая-то интеллигентная. А перед зданием библиотеки массивный памятник Сталину. Грузная и неинтеллигентная пешая фигура вождя народов во весь рост, с раскосыми глазами. В Историческом музее портрет самого знаменитого монгольского всадника Чингисхана висел не на почетном месте, а в маленьком зальце. Такая была политика.

Во время моего пребывания в Улан-Батор приехал экс-чемпион мира по шахматам Макс Эйве. Он совершал путешествие от Амстердама до Тихого океана. Эйве дал сеанс одновременной игры в Университете. Там я познакомился с заведующим кафедрой физкультуры генерал-майором. В петличках у него были сабельки. Стало быть, кавалерист; все нормально, подумал я. Генерал задал мне неожиданный вопрос: «Скажите, а Эйве эпрэй?». Я не сразу понял. Мне показалось, что генералу было приятно услышать, что Эйве настоящий голландец.

Неподалеку от входа в гостиницу на обочине проезжей части стоял оригинальный знак – лошадиная голова, перечеркнутая по диагонали. Лошадям по дороге проезд запрещен. Всадник рысью приближался к знаку. Одной рукой он держал бидон. Наверно, ехал покупать кумыс. Зыркнув на знак, он, не останавливаясь, немедля переехал с проезжей части на тротуар, где нет запрещающего знака. Сделал он это легко и просто, будто играл блиц.

В Монголии шахматы испокон века народная игра. Правила монгольских шахмат исторически древнее ныне повсеместно принятых. Любители шатар – монгольских шахмат – нередко искусны. Однажды организовали партию по телефону мастера из Улан-Батора со старым умельцем, кочевавшем далеко от столицы. Играли по современным правилам. Старик не подкачал, и партия закончилась вничью.

Языкового барьера я не чувствовал. По радио звучала монгольская речь, но музыка часто европейская. Шахматисты, с которыми я общался, владели русским, одеты были как москвичи. Однако когда мы с Намжилом были в Историческом музее, он с восхищением смотрел на старинный экспонат – туфли с загнутыми вверх носками, расшитые жемчугом. Казалось, что не прочь бы такие надеть. Между прочим, Намжил, побывав на Олимпиаде в Израиле, когда наша команда не поехала туда по политическим мотивам, рассказал мне о стране немало интересного. Монгол рассказывал еврею о кибуцах – занятная картина. Встречались нередко монголы, одетые в дели. Это что-то вроде халата. Иногда дели украшал ромбик – значок об окончании Университета. Наперекор Киплингу Запад сближался с Востоком.

В свободные часы я написал несколько статеек о шахматах в монгольскую газету. Зайдя в бухгалтерию редакции за гонораром, обнаружил, что тугриками командуют три девушки. Каждая сидела за своим столом, и еще был столик, на котором стояли три электроплитки. В трех кастрюльках варилось мясо. Приближался обеденный перерыв. Испокон веку скотоводы – мясоеды. Мне рассказали, что у всех студентов есть кочующие со стадами родственники. Они помогают студентам бесплатным мясом. Зимой в Улан-Баторе холодно, морозильник и холодильник не нужен, если есть балкон. В стране прекрасные возможности для рыбной ловли, но монголы раньше рыбой пренебрегали.

Мне случалось обедать в столовой, где охранник требовал у монголов пропуск, а у людей с белой физиономией пропуска не спрашивал. Выглядело это довольно неприятно.

Намжил пригласил меня на обед домой. Я не делал попыток овладеть монгольским языком, но запомнил, что архы – это водка. И что после водки хорошо есть мясную лапшу. Супруга Намжила за столом с нами не сидела. Я постеснялся спросить о причине. Она угощала, а потом принесла внучку. Мне чудесная малюсенькая девочка очень понравилась, но она, поглядев на мою белую физиономию, испугалась и заплакала.

Крепко запал в память простой эпизод. Я шел по безлюдной улочке, навстречу шла старенькая худенькая монгольская бабушка. Она поздоровалась, как принято в деревне. Сказала: «самбайну!». Здравствуйте, по-монгольски. И с такой добрейшей улыбкой, что на душе стало посветлее.

Сбор окончился, меня принял председатель Спорткомитета, вручил почетную грамоту. Я обратил внимание на то, что в его кабинете в углу стояла винтовка. Обыкновенная, трехлинейная. А участники сбора организовали прощальный ужин и подарили мне маленькую металлическую позолоченную богиню счастья – Майдар. Позолота почти слезла. Мне сказали, что богиня простояла в юрте уже 250 лет, что вывозить ее не положено. Однако когда товарищи провожали меня в аэропорту, они поговорили с кем надо, и оказалось, что можно. В моем доме Майдар успешно простояла еще сорок с лишним лет, напоминая мне о Монголии.