— Судить будем. Судить, сукиных сынов, — он повернулся к фашистам и в упор посмотрел на каждого из них. Черные крутые брови подполковника стиснулись к переносью, и было видно, как они вздрагивают от бурлящей в душе его ярости. Но подполковник взял себя в руки и, стараясь говорить ровно, спокойно, объяснил:

— Красная Армия действует от имени народа, и враги ее будут отвечать перед народом.

— Товарищ подполковник, мы тоже народ, наше слово — слово народа, расстрелять их на месте, — горячился Хабибуллин.

— В расход их, гадов! — ворчали и другие солдаты.

Подполковник положил руку на плечо низенького, надувшегося Манана и примирительно ответил:

— Побеждают, товарищ Хабибуллин, сильные, волевые люди. И никаких самосудов, товарищи, — обратился он ко всем солдатам. — Помните, мы — революционная армия и воюем за свободу своего народа.

Слова подполковника утихомирили солдат. Бросая злой взгляд на жалких немецких пленников, Манан закинул автомат за спину и направился к Мамочкину, уже хлопотавшему около костра. За ним потянулись по своим местам остальные солдаты. Скоро закурились костры, запахло разогревающимся тушеным мясом. Сергей Курилов, положив голову на мягкую кочку, лежал на расстеленной шинели и молча наблюдал, как хлопотливая и удивительно сноровистая Катя, санинструктор штаба полка, готовила завтрак. Невысокая, белокурая, с мягкими чертами лица, она чем-то походила на Аню. Курилов стал присматриваться к ней, отыскивая сходство Кати с любимой девушкой, и отметил, что у Ани немножко темнее лицо, красивее волосы и вообще она более привлекательна. А может, это только кажется.

Сергей видел сидевшего напротив капитана Коломейца, его темные глаза и слышал, как тот особенно подчеркнуто говорил: «Знаешь, Катенька, это с твоей легкой руки повезло нам сегодня». Сергей подсмеивался над ним в душе: «Давай льни, она тебе отвалит затрещину». Он хотел, чтобы Катя именно так и поступила, ведь у Коломейца есть семья, а он тянется к девчонке.

К своему огорчению, Курилов убедился, что Кате нравятся комплименты Коломейца. Она отвечает на них безобидными колкостями, а иногда кокетливой улыбкой. Разочарованный, он постарался отвлечься от разговора. Но, приняв такое решение, все равно не мог успокоиться. В голову лезли разные мысли, всплывали сотни вопросов, которые бросил бы он в лицо Кате, хотелось пристыдить ее за столь легкомысленное поведение. «А почему я думаю, что Катя соглашается с Коломейцем? Не хлестать же его по морде».

Волнения Сергея от этой мысли рассеялись и утомленное бессонной ночью тело его размякло от слабости. Его клонило ко сну.

Сквозь дрему он услышал приятный девичий голос.

— Сережа, Сережа, — звал он ласково и настойчиво, немножко обиженно, как бывало, звала Аня, когда он прятался от нее в горах, в самом глухом ущелье Медео. Голос вновь позвал, но уже по-военному строго: «Товарищ лейтенант» и Сергей понял, что это голос Кати, но все равно хотелось, чтобы она еще раз произнесла его имя. Он притворно не просыпался, однако услышал голос подполковника.

— Курилов, проспишь завтрак, будешь глодать сухари.

Сергей потянулся, зевнул для виду и уселся к парящему котелку, оставленному для него. Катя, приветливо улыбаясь, достала хлеб и, отрезав ломоть, протянула его Сергею.

— Бедненький мальчик, уморился, — произнесла она, и тут их глаза встретились. Где-то на самом дне в голубой бездне больших Катиных глаз плясали веселые искорки, как солнечные зайчики на тронутом рябью озере, а точки зрачков, словно шилья, сверлили Сергея. Он даже растерялся от такого неожиданного пристального взгляда девушки, но быстро отвел взор в сторону и подумал: «Еще этого не хватало».

Под вечер того же дня, прочесывая лес, взвод наткнулся на немцев. Завязалась перестрелка. Автоматные очереди вспыхивали в густом сосняке, как огни электросварки, и прошивали все окрест шквалом свинца. Фрицы наседали на старшину Шибких, очутившегося почему-то на отшибе. Сергей бросился к нему на выручку и вдруг вплотную столкнулся с Катей. Стиснув зубы, слегка побледневшая, она длинными очередями поливала редкие кусты, в которых залегли немцы.

Сергей схватил ее за плечо, повернул к себе лицом, хотел крикнуть: «А ну марш отсюда в укрытие», — как перед ним открылись наполненные яростью Катины глаза.

— Ну! — резко дернула она плечом, оттолкнула Сергея и выпустила такую длинную очередь, что автомат в ее руках пополз кверху и последними пулями хватил по верхушкам деревьев.

«Вот бесенок», — подумал Сергей и открыл огонь по немцам. Той порой подоспел сержант Мамочкин с отделением. После нескольких минут жаркой перестрелки бой закончился. Сергей, выбежав на поляну, увидел тяжело шагающую Катю. Волоча автомат за ремень, она шла, качаясь, как раненая, и Курилов бросился к ней навстречу.

— Что с тобой, Катя?

Эти слова прозвучали тревожно и трогательно. От них девушка пришла в себя, мягко улыбнулась и вдруг расхохоталась.

— Вы, лейтенант, состоите из одних крайностей. То злость бурлит в вас, то смешная нежность через край плещется, — говорила она, приближаясь к Сергею, и он понял, что Катя вовсе не раненая.

Она не остановилась перед ним, не разглядывала его в упор, а тихонько направилась к поляне, где виднелись собирающиеся в круг солдаты. Сергей видел профиль ее лица, щеку, наливающуюся розоватостью, маленькое ухо со сгустившейся краской на самом кончике и округлый лоб с капелькой пота у волос. Она приходила в себя. Сергею стало жалко девушку. Разве здесь ей место? Почему она на фронте? Чувство долга или бесшабашная романтика? Ведь пишет же Аня, что будет летчицей и пойдет на фронт.