— Вот что, Сережа, — сказала она подчеркнуто, — лирик из тебя очень жалкий получился. Уж если тебе нужны цветы, рви северную ромашку, что на берегах Волги выросла. Понял? Рви и не жалей, холодная осень все равно погубит ее. Только вот сорвать ромашку ты сейчас не в силах, мой дорогой. Поправляйся, — она доверительно посмотрела на него и добавила, закрыв глаза: — Я очень прошу, Сережа, выздоравливай побыстрей и возвращайся в полк. Мы ждем тебя.

Сергей вмиг представил себе Катю в бою под Токсово, в землянке на Сухом мысу — всюду, где шла она рядом с ним, рискуя жизнью, и уже жалел, что рассказал никогда не виденный сон, так обидевший человека, который пришел к тебе с открытой душой в такую тяжелую минуту, который готов для тебя на все, не требуя за это ничего.

— Подойди ко мне, Катя, — попросил он, — посиди еще немного.

Когда она, безответно соглашаясь, села на его постель и опустила голову, Сергей мечтательно произнес:

— Трудные у нас дороги, Катюша, не надо закрывать глаза на правду. Мы пройдем по ним через все лишения. Понимаешь, верю — выстоим мы, — он резанул ладонью по горлу, показывая, как убежден в своих словах. — Без всяких красивостей говорю, честное слово, Катя. И встретимся с тобой обязательно, а за ромашки ты не обижайся. — Сергей здоровой рукой притянул ее и поцеловал долгим, страстным поцелуем, после которого Катя ни о чем больше не спрашивала. Она простилась и ушла счастливая, сияющая, словно уходила не в пекло войны, а в родной дом.

Сергей Алексеевич, теперь уже майор пограничных войск, идет по Красной площади, а солнце плещется всюду: в лужицах только что разлитой машинами воды, в окнах уютных, по-праздничному убранных домов и на куполах древних соборов. Прибыл он в Москву на слет командиров и политработников передовых подразделений Советской Армии и пограничных войск, завоевавших первенство в социалистическом соревновании в честь 20-летия победы над фашизмом в Великой Отечественной войне. Немногие удостоились такой чести. Среди них майор Курилов.

По этой русской площади под бой курантов Сергей уходил в грозном сорок втором на передовую под Ленинград, сюда, к Мавзолею Ильича, в сорок пятом принес он знамена поверженных полков рейха и вот сегодня, в канун большого торжества, прибыл в Москву опять с передовой, с далекой пограничной заставы, чтобы поделиться с братьями по оружию опытом трудной воинской работы. Именно работы, такой же необходимой для нашей страны, как труд хлебороба и сталевара, шахтера и ученого. Трудна работа Сергея Алексеевича тем, что он всегда на рабочем месте: днем и ночью, в выходной и праздник, всегда в полной боевой готовности. С таким напряжением прожиты им все двадцать послевоенных полных суровых испытаний лет.

Время подобно буйной реке, что точит гранит, полирует его, стирая шероховатости и шрамы. Оно, это всесильное и неповторимое время, многое стерло в памяти Сергея, но оно же и отполировало все то, что составляет существо профессии солдата, — воинское достоинство.

Зарубцевались раны, полученные под Ленинградом и в Прибалтике, забылись как-то трудности фронтовых дорог, отмеченные на мундире Курилова орденами и медалями, но никогда не забудутся люди, с которыми стоял насмерть у стен города Ленина, штурмовал Выборг, брал Кенигсберг, освобождал Пярну и Варшаву. Сейчас, шагая по улицам Москвы, он видел рядом с собой сурового с виду, но богатого душой командира полка полковника Татарина, начальника штаба подполковника Чайку, «отца» взвода разведчиков Семена Мамочкина, весельчака Манана Хабибуллина, не знающего страха и устали Женьку Тахванова, предусмотрительного старшину Шибких.

Курилов присматривается к прохожим, стараясь не пропустить кого-нибудь из знакомых. Ведь вот так же, прохаживаясь по Москве, он встретил после войны Женьку Тахванова, коренного ленинградца, ставшего инженером. Может, и сейчас где-то в гуще москвичей затерялся кто-нибудь из друзей-однополчан, а может, и она, Катя.

Подумав о Кате, Курилов увидел девушку с букетом полевых цветов, которая была так похожа на Катю, что Курилов остановился, хотел было спросить девушку, не дочь ли Кати, но посчитал это неудобным, а девушка просияла улыбкой и ушла, счастливая, гордая, красивая.

Цветы девушки воскресили в памяти Курилова разговор с Катей в госпитале, рассказ о розах и ромашках.

Встреть он сейчас уже Екатерину Ивановну, может, и не завел бы разговора о том свидании, но перед цветами, перед самим собой утаить ничего нельзя. Пробудившееся однажды чувство любви не уходит бесследно, если ты даже силой холодного разума потушил его. Курилов не глушил этого волнующего чувства к Кате, его разорвала война, раскидав Катю и Сергея по разным фронтовым дорогам, на которых трудно отыскать друг друга. Так и не встретились Катя и Сергей, так и не связали свои судьбы в семейный узелок.

Вспомнилась Курилову и Аня, подруга детства, девочка со смешными косичками. Ее письмами жил он в самые тяжелые минуты. Аня училась в Алма-Атинском аэроклубе, стала летчицей, воевала в Крыму. За мужество, проявленное в ночных бомбардировках вражеских позиций, была награждена орденом Красного Знамени, но не довелось ей помахать Сергею крыльями своего «У-2» над Берлином, как писала. В сорок четвертом она не вернулась на аэродром после неравного боя — погибла смертью героя.

Война рвала судьбы, ломала жизнь, и выстоявшие в ней люди никого и ничто не забыли.