— Одну ее пытали?

— Как можно, государь! Всех людей куракинских лучших самою жестокою пыткою крепкою тоже. Мол, куда девка ездила, по каким боярским дворам, и по скольку жила в котором дворе с людьми своего хозяина Федора Федоровича Куракина и с девками и с другими женками, и сколько человек с нею ездило, и боярин с княгинею своею про то ведомы ли были. Да еще у князя в доме с кем жила и ела.

— А из бояр кого девка называла?

— Да вот хоть стольника и ближнего твоего, великий государь, человека Никиты Ивановича Шереметева с женою.

— А их допросили?

— Всенепременно, государь, и со всею обстоятельностию. Почему боярину и его жене Фенька знакома, за что ее дарили да телогреи на нее делали атласные и камчатные, сколь давно знакомство с нею у них учинилося, сколько Фенька в доме шереметевском жила, часто ль приходила и в которые месяцы, недели и дни. А чтоб у боярина память-то не оплошала, всех дворовых людей, и девок, и боярских барынь, и верховых робят, которые у них вверху живут, и работных девок и женок спросили. На всякий случай и тестя Никиты Ивановича, Смирнова-Григорьева-Свиньина с женою на допрос взяли.

— И что — много девка наболтала?

— Сколько, государь, ни наболтала, все после нашего розыску молчать станут, промеж себя словечком не обмолвятся.

— А что, Никита Иванович, коли права ворожея, так и мне, выходит, век недолгий. Сказала же она, что Федор Алексеевич государем преставится. В юных летах.

7 июня (1675), на день памяти священномучеников Феодота Анкирского, Маркеллина, папы Римского, и Макелла, папы Римского, издан указ по делу Арины Мусиной-Пушкиной: Арину и двух сестер ее сослать в дальние их деревни, а поместья и вотчины отписать на государя.

14 июня (1675), на день памяти пророка Елисея и святителя Мефодия, патриарха Константинопольского, случилась в Москве страшная гроза, о чем сделана особая запись в государевой Разрядной книге: «В то число ехал боярин князь Н. И. Одоевский из подмосковной своей вотчины из села Выхина, и его на дороге самого оглушило и во всем раздробило, да у него ж дву робят верховых, которые с ним сидели в карете, оглушило ж и привезли к Москве чють живых и ныне лежат при смерти, а человек с десять оглушило ж и молниею обожгло; да у него ж, боярина, убило громом в карете дву лошадей до смерти».

— Пригласил тебя, великий государь, о Соборе духовном потолковать. Не будешь ли противный решениям нашим?

— Нешто мне с тобой спорить, владыко, доводилось? Как положишь в делах церковных, так и будет.

— Не в первый раз так говоришь, государь, а все лучше обо всем тебя заранее в известность поставить. Власть мирская и власть духовная всегда рука об руку ходят. Порешили мы соборне, чтобы архиереи имели в своих приказах судей только из лиц духовных. Чтобы мирские судьи лиц духовного чина ни в чем не судили и ни в чем ими не управляли.

— Без боярских детей обойтись, владыко, хочешь. Справишься ли?

— Без тебя никак, великий государь. Надо бы, чтоб боярские дети из архиерейских приказов посылались на одних непослушников да непокорников.

— Чтобы слугами твоими они, владыко, были.

— Все мы Божьи слуги, государь. А архиерею виднее, в чем поповская вина — где казнить, где миловать. И твоим слугам дел меньше. Еще чиновник архиерейского служения мы рассмотрели и законы новые положили против роскошества в одеяниях духовенства.

— Больно строг ты к себе, владыко, больно строг. Ничего для палат своих не покупаешь, не требуешь. Неужто и постели себе не сделаешь?

— На кроватях да пуховиках тебе, великий государь, почивать пристало — не мне, грешному. Испокон веку патриархи на скамье спали — с чего бы мне порядок добрый менять? Оно мне и так новый бумажный тюфяк днями куплен с наволокою из черного киндяка, двенадцать аршин холста на простынь. А уж одеялами да подушками и старыми обойтися можно. И лавка у меня у келейной стены, знаешь, какая широкая — как хошь раскинься.

— И дары, слыхал, что тебе приносят, промеж сослужаших да младших церковников на своем дворе делишь?

— Много ли мне самому, государь, потребно.

— Родных бы удовольствовал. Одних племянников у тебя сколько — о них да не позаботиться!

— Не племянникам дары на патриарший двор приносят — отцу духовному, значит, среди одного духовенства и есть у меня право их делить. И еще, великий государь, среди тюремных сидельников, что за противности святой церкви в заключении пребывают, порядок навести надобно.