Шрифт:
Слышу гудок. Поняла: поезд тронулся. Я успела подбежать к последней теплушке. Дверь была открыта. Молодой парень спрыгнул, подхватил меня, вбросил в вагон и сам вскочил обратно. А там — полно людей, лежит мужчина с оторванной ногой, кровь, ужас.
На первой же остановке я побежала искать свой вагон. Узнала его только по букетику, который так и торчал за скобой.
Наступила ночь, и поезд остановился. Трое мужчин откатили дверь теплушки, и кто-то тихо сказал, что немцы уже впереди и поезд дальше не пойдет. Наша семья и еще одна пошли вдоль железной дороги. Когда рассвело, спрятались в лесу. Было видно поле, железная дорога. Я видела, как шли немецкие танки.
У нас не было хлеба, воды. Особенно страдала Юля. Я пила из болота, а она не могла.
Мы зашли в деревню, нам дали хлеба, попить и кусок сала. А в другой деревне нас не пустили в дом, хозяйка закричала: «Идите, идите отсюда, а то налетят немецкие самолеты и будут нас бомбить!».
Вдруг на дороге появилась полуторка с красноармейцами. Они нас взяли. Папа потом говорил, что мы проехали с ними километров сто. Военные посадили нас в товарный поезд, и мы доехали до Мурома. Там на окнах домов не было белых полосок — значит, подумала я, здесь не бомбят.
Оттуда нас направили в Казахстан. Хозяйка дома, в котором мы остановились, жила одна, но нас пустила только в сени. Папа из досок и кирпичей соорудил тахту. На ней мы спали вчетвером. Из-за болезни легких отец был белобилетником — так называли тех, кого не брали в армию. Но вскоре его взяли в трудовую армию и отправили в Новосибирск.
Мама работала на кожзаводе, шила портупеи и седла для коней. Руки были в кровавых мозолях, а за месяц зарабатывала столько, сколько стоила буханка хлеба на базаре.
Мы голодали три года. Мама приносила домой свою пайку хлеба и суп, который ей давали, а мы с Юлей получали хлеба по 200 граммов. Юля ходила в детский садик со своим кусочком хлеба, который лежал в мешочке. Мешочек висел у нее на шее. Она была такая истощенная и слабая, что у нее этот хлеб отбирали дети постарше. Помню ее огромную голову и тоненькие ножки. Мама начала опухать, уже не могла работать.
Я спасала маму и сестричку. Ночью разбирала частокол из прутьев и топила печь. Ходила по убранным огородам и собирала кочерыжки от срезанной капусты, оставшуюся мерзлую картошку, морковь. А еще я забиралась к хозяйке. У меня стоял большой сундук, в котором хранилась мука. Я набирала небольшую мисочку и быстрее обратно, чтобы никто не увидел. Но хозяйка заметила, что я беру муку, и все спрятала. А учительница Зоя Ивановна, очень красивая и нарядная, читала мне нотацию, что воровать нельзя. Я ее слушала и думал и что мы умираем от голода…
Мама часто говорила: «Давайте истопим печку и закроем вьюшку (задвижка в печной трубе для прекращения тяги воздуха. — Авт.), и кончатся наши мученья…». Но я забирала сестричку и убегала к соседям.
Однажды, когда я собиралась идти в магазин попросить хлеба на послезавтра, увидела в дверях отца. Позже узнала что в Новосибирске у него обострился туберкулез. Отец был хорошим конструктором, его отправили в Узбекистан на рудник Меликса строить канатно-подвесную дорогу. Он приехал за нами, привез продукты.
…Рудник находился в горах. Мы жили в ауле Брич-Мула, были там и другие эвакуированные семьи. Война шла к концу и мама стала говорить: «Поедем на Родину». К тому же, нас трясла малярия, а у отца стало плохо с сердцем…
День Победы мы встретили в Перово под Москвой».
Оказался на оккупированной территории и Захар Михайлович (Залман Менделевич) Бумагин. В июне 1941 года он окончил Витебский пединститут. «Сразу же нас, выпускников, вызвали в военкомат и переписали. Сказали, что временно выезд из города нам запрещен. Мы этому не удивились, потому что думали: в любое время нас могут вызвать.
Когда через неделю из города стали выезжать разные службы, я понял, что город вот-вот будет сдан, и решил поехать к родным в Яновичи, что-то предпринять на случай их эвакуации. Не считая пожилого отца, я был старшим в доме. Кроме меня было еще два брата. Мама умерла за два года до войны.
Мы с соседями стали думать, что делать дальше. Решили собирать повозки, лошадей и эвакуироваться. 10 июля двинулись в путь. Так началось наше путешествие, которое продолжалось целый месяц. Двигались в основном по ночам, а днем прятались от налетов авиации. Добрались до городка Белое. Вдруг на подходе к городу впереди стали кричать: «Немцы!». Оказывается, немцы опередили нас. Они преградили дорогу и стали кричать: «Цурюк! Нах хаузе!» («Обратно! Домой!»). Было очень много беженцев на дороге, и все стали поворачивать обратно».
Захар Михайлович вернулся домой в Яновичи. В первый же день был схвачен немцами. Вместе с другими яновичскими евреями работал на строительстве дороги. Через несколько дней бежал. Скрывался в семье Любы Жуковой, с которой учился в школе. Но отсиживаться там не собирался. С помощью Зины Кузьминой, двоюродной сестры Любы, в августе 1941 года добрался до партизанского отряда Батьки Миная — Миная Филипповича Шмырева. Участвовал во многих боевых операциях. В конце ноября 1941 года группу партизан, в составе которой был З. М. Бумагин, отправили через линию фронта в действующую армию.