– С великим размахом придумано, товарищ Сталин, – искренне оценил Чиаурели.

Еще бы! Коба умел приподнять жалкий сюжет. Все языки славили в фильме нового Мессию – Спасителя от фашизма. Вот что продиктовал бывший ученик духовной семинарии. Куда бедным бескрылым сподвижникам! Не угнаться им за моим великим другом, выдумщиком Кобой, основателем нового религиозного учения, которое я называю «азиатский марксизм-ленинизм».

Но юбилей все близился. Соратники исходили в бесплодных муках. От отчаяния позвали меня. Оказалось, Маленков придумал создать орден Сталина. Но не знал, где его следует носить. Пригласил обсудить этот вопрос Берию, Хрущева и меня.

Хрущев начал первым:

– Идея неплохая. Но беда в том, что носить-то его придется за орденом Ленина.

– Ну тогда зачем он нужен? – вздохнул Маленков.

– К сожалению, нельзя иначе. Ведь величайший гений всех времен и народов Иосиф Виссарионович – все-таки продолжатель дела Ленина. Если мы поменяем ордена местами, Хозяин по головке нас не погладит, – сказал Хрущев.

Берия загадочно молчал.

Маленков обратился ко мне:

– Ну что скажешь, товарищ Фудзи?

Я промямлил, что в этом мало понимаю.

Наконец Берия мудро высказался:

– По-моему, продолжим думать.

Но Маленков решил попробовать, и мне предложили отвезти проект ордена Кобе.

Надо было видеть усмешку, с которой Коба читал устав и описание ордена. Прочел и молча разорвал. Вызвал Маленкова.

Когда тот вошел в кабинет, Коба без приветствия мрачно велел:

– Прибери с пола свою глупость.

Жирный Маленков с выпадавшим животом встал на колени и собрал обрывки.

После мучительных раздумий соратники предложили учредить Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами».

С этой наградой Коба, к моему удивлению, согласился. Но, когда счастливый Маленков ушел, заметил:

– Мир для коммунистов – это гибель империалистов. – И добавил: – Менять их надо всех. Не ловят мышей.

И, по-моему, тогда же в 1949 году сподвижники предложили поставить новый памятник Великому Вождю.

– Интересная мысль… и, главное, новая, – усмехнулся Коба. – Уже стоят, их тысячи. И что же предлагаете? Тысяча первый?

– Но это будет памятник в Москве, на Красной площади, – отважно возразил Маленков.

– Ну зачем же портить площадь? Там парады проводим, станет мешаться под ногами… Солдаты чертыхаться будут.

Соратники молчали.

– Ничего вы не понимаете, – отмахнулся Коба. – Идите. Я сам поработаю над этой идеей. У вас нет воображения. Ты, Лаврентий, останься. И ты, Фудзи.

Когда они ушли, он сказал:

– Памятник Сталину – это неплохо… Если… – Его толстый палец уперся мне в нос. – Если это будет самый большой памятник в мире. Новый Родосский колосс – новое чудо света… Его надо поставить на другом чуде света – на будущем ВолгоДонском канале. Строительство канала мы начнем и закончим в невиданные, ударные сроки. Обещаешь, Лаврентий?

И Берия кивнул:

– Построим досрочно, Иосиф Виссарионович, к пятьдесят второму году.

Это означало очередную придуманную им невиданную фараонову стройку.

Канал предполагалось создавать силами моих вчерашних коллег – заключенных. В тридцатых тысячами они умирали на стройках Беломорско-Балтийского канала. В нынешние, голодные послевоенные годы станут гибнуть десятками тысяч. Но только им под силу небывалые проекты Кобы…

– Это должен быть памятник, – продолжал Коба, – победе человеческой воли над Природой. Природа, к примеру, обрекла на вечную засуху плодороднейшую Ростовскую область. Но большевики победили природу.

И он сам утвердил при мне размер канала – 101 километр. Плюс длину трех распределительных каналов. После чего перешел к собственному скульптурному воплощению.

Ходил, попыхивая трубкой.

– Статуя высотой двадцать четыре метра, пьедестал – метров двадцать. И установить на высоком холме. Товарищ Сталин глядит в бескрайние дали построенных каналов, глядит в будущее… И уже видит он то, что предрекал наш советский поэт: «Только советская нация будет, и только советской нации люди». Вот что он видит....

Когда ушел Берия, он сказал:

– Эти глупцы всерьез думают, что мне нужны все эти побрякушки славы. Они не понимают задачу. Запиши в своих паскудных «Записьках»: я всего лишь Иосиф Джугашвили, скромный партиец. Но я служу Вождю народов товарищу Сталину. Служу ему честно. – И впервые произнес страшное: – Возможно, ему, товарищу Сталину, суждено вести народы на решительный и воистину последний бой. Вот для чего нужен грандиозный юбилей товарища Сталина, вот для чего необходим образ величайшего Вождя народов… А Иосифу Джугашвили ничего не нужно… Ему хватает пары дырявых валенок, в которых он ходит по этой жалкой даче.