— Обязательно, Петр Иванович, все сделаем, — заверил его Штирбу. Черная «Волга» с подполковником, оставляя за собой белую морозную пыль, резво понеслась по сельской улице к больнице.

Дежурный врач, преисполненный важности молодой человек, достал из шкафа тоненькую папку с историей болезни.

— Марин Мефодий Яковлевич, — внятно и внушительно прочитал он, — 63 лет, доставлен в 4 часа 25 минут с огнестрельными ранениями средней тяжести в области лица, грудной клетки и левой голени. Извлечено из тела 64 дробинки.

— Как он себя чувствует, можно с ним поговорить? — неуверенно спросил Кучеренко. Диагноз произвел на него внушительное впечатление.

— А почему бы и нет, — лицо врача было по-прежнему строгим. Состояние больного не внушает опасений. Возможность летального исхода исключена. Мы сделали все, что надо, да и он старик крепкий, боевой. Маша вас проводит, — врач указал на девушку в белом халате, заглянувшую в кабинет.

Медсестра проводила Кучеренко на второй этаж, осторожно открыла дверь палаты, подвела к койке, на которой лежал человек с туго перебинтованным лицом. Его глаза сквозь щели, оставленные в марлевой маске, с живым интересом смотрели на незнакомого посетителя. В своей белой маске он выглядел жутковато. Подполковник поздоровался нарочито бодрым, неестественным голосом, каким почему-то принято разговаривать с больными, назвал себя. Человек на койке слегка приподнялся, чтобы получше разглядеть нежданного гостя:

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — громко, по-военному приветствовал его Марин.

— А вы, Мефодий Яковлевич, молодцом держитесь, — заметил Кучеренко, имея в виду состояние здоровья сторожа. Однако тот истолковал эти слова по-своему:

— Я, товарищ подполковник, считай, почти всю войну прошел и фашистов не боялся. Неужели каких-то воришек испугаюсь?

— Однако эти воришки вас чуть не убили. Почему вы не стреляли? Живыми хотели взять, как языка на фронте?

— Оно, конечно, неплохо бы живьем взять подлеца, — с сожалением произнес Марин, — однако не из чего было огонь открывать. Не было ружья под рукой, только палка.

— А сколько раз они стреляли?

— Два раза стрельнули. Первый сбоку, из проулка. А второй сблизи…

— А из чего стреляли?

— Как из чего? — удивился сторож. — Из ружья, конечно, дробью же били. Вот сколько их из меня повытаскивали.

— Я понимаю, что дробью. Только дробью можно стрелять и из обреза. Не приметили часом?

— Нет, извините, не приметил, — опять с сожалением сказал Марин, темно было, а стреляли двое: высокий, худой, это я разглядел. А напарник его пониже, плотный.

— А что еще вам запомнилось, Мефодий Яковлевич?

— Что еще? Да вроде ничего больше… Упал в бессознательном состоянии. — Он замолчал, заново переживая случившееся. Да, чуть не запамятовал, — очнулся от тягостных воспоминаний Марин. — Когда мы с Никуцей разговаривали, это шофер колхозный, он грузовик остановил, чтобы прикурить у меня, «Волга» мимо проехала. Я еще удивился — откуда «Волге взяться в такое время.

— Какого цвета была «Волга»?

— Точно не скажу, в снегу вся была, но вроде светлого…

Пожелав Марину скорейшего выздоровления, подполковник отправился в гостиницу. В это время года она пустовала, и ему предоставилась редкая возможность выбора номера по своему вкусу. Ему отвели номер «люкс», который оказался скромно обставленной комнатой. Основанием для громкого наименования, по-видимому, служило наличие старенького телевизора, двух потертых кресел и маленького журнального столика.

Кучеренко прилег на диван и незаметно для себя задремал. Его разбудил стук в дверь, и в комнату вошли Чобу и Енаки. Выглядели они бодро, будто и не провели на ногах весь этот длинный день. «Все правильно, — подумал Кучеренко, глядя на их молодые оживленные лица без признаков усталости, и я был таким же неутомимым, и не так уж давно. Как время летит!»

Чобу вытащил блокнот, приготовился к докладу, но Кучеренко остановил его:

— Погоди, Степан Афанасьевич, сначала поужинаем, пока ресторан не закрыли, а то с утра во рту ничего не было.

Предложение было принято с энтузиазмом, и они направились в ресторан. Наскоро покончив с нехитрым ужином, возвратились в номер, и старший лейтенант снова вынул блокнот. Показания сельчан, поднятых выстрелами из своих постелей, были скудными и противоречивыми. Сходились они лишь на том, что к машине бежали трое. А дальше уже начинались противоречия. Одни утверждали, что это были голубые «Жигули», другие толковали о «Жигулях» серого цвета, третьи будто бы видели светлую «Волгу».

— А уж о выстрелах и говорить не приходится, — Чобу не сдержал улыбки, — если судить по их показаниям, то настоящий бой произошел. Только пушек не хватало.