— Ну что ж, товарищ Кауш, будем теперь знакомы лично, а не заочно. Присаживайтесь…

Аурел сел в кресло возле маленького столика, приставленного к большому столу хозяина кабинета, и молча ожидал, что последует дальше. В окно било еще жаркое октябрьское солнце, и он взмок в своем форменном пиджаке; нестерпимо захотелось пить. С вожделением взглянул на сифон с газированной водой, однако, налить из него не решился. Прокурор что-то искал на своем заваленном бумагами столе, наконец нашел, вынул из объемистой папки пачку писем.

— Вот, познакомьтесь, что пишут трудящиеся. — Он протянул следователю всю пачку.

Писали рабочие цеха нестандартного оборудования, в котором трудился Карл Зоммер, колхозники Покровского колхоза, рабочие местного совхоза, группа пенсионеров из Заднестровска, учителя покровской школы и продавцы сельмага. Все требовали самого сурового наказания преступника. В некоторых письмах выражалось недоумение, почему затягивается суд над Пысларем, который уже давно арестован. Одно письмо особенно привлекло внимание Кауша как своим необычным внешним видом, так и содержанием. На листке ученической тетради были наклеены печатные буквы, вырезанные из газеты. Ему и раньше приходилось встречаться с этим распространенным приемом анонимщиков. Он прочитал:

Словом «немки» было подчеркнуто дважды чернилами.

— Что скажете, товарищ Кауш? — спросил прокурор.

— По-человечески понять их можно, кроме, конечно, анонимного автора…

— Об этом письме разговор особый, — перебил его прокурор.

— По-человечески я их хорошо понимаю, Александр Александрович, — повторил Кауш. — Однако авторы этих писем, принимают желаемое за действительное: раз, мол, Пысларь арестован — значит, он виноват и пусть отвечает… А ведь это еще не доказано.

— Что вы хотите сказать? — вступил в разговор хранивший все это время молчание заместитель прокурора, полный пожилой мужчина в темном костюме.

— Хочу сказать, что в виновности Пысларя я не убежден, вина его не доказана полностью, есть ряд сомнительных доказательств, а всякое сомнение толкуется, как известно, в пользу обвиняемого:

— Так что вы предлагаете, товарищ Кауш, чтобы преступление — и какое! — осталось нераскрытым? — зам недовольно заворочался в своем кресле.

— Я предлагаю только продлить следствие. В суд передавать дело еще рано. Если же руководство настаивает на передаче в суд, то я буду официально просить изъять дело из моего производства.

Прокурор бросил на Аурела быстрый изучающий взгляд и примирительно произнес:

— Молодой, горячий… Давайте спокойнее. Никто нас не принуждает идти против своего убеждения как следователя. Мы доверяем вам, вашему опыту, а пригласили для того, чтобы поближе познакомиться с обстоятельствами дела и вашей точкой зрения. Вы ведь отдаете себе отчет, насколько оно серьезно. Видите, куда гнет столь же подлый, сколь и малограмотный, анонимщик? Не удивлюсь, если «Немецкая волна» или какой-нибудь там «голос» извратят это дело по-своему. Они на подобные вещи падки… — Помолчав, прокурор закончил: — Работайте спокойно, если нужна помощь — не стесняйтесь. О деталях договоритесь с начальником следственного управления. Подождите его в приемной, он сейчас выйдет.

Протянув свою сухую крепкую руку, прокурор пожелал Каушу успехов.

Аурел вышел в приемную. Пожилая секретарша, которая докладывала о его приходе начальству, куда-то исчезла. Он налил из стоящего на столике сифона стакан доверху и с наслаждением, ощущая приятное покалывание, осушил его.

…Два последующих месяца ничего принципиально нового не принесли. Предварительное следствие было приостановлено, так как данных для направления дела в суд оказалось недостаточно, а срок следствия истек.

Новый год Виктор Матвеевич Пысларь встретил в кругу своей семьи.

Новое здание прокуратуры вошло в строй незадолго до того, как Аурел Кауш уехал в отпуск. После месячного отсутствия его щегольский бетонный куб, с прямыми строгими линиями и огромными окнами без форточек, показался Аурелу чужим и неуютным. И хотя здесь удобств было несравнимо больше, он не без сентиментальности частенько вспоминал старый купеческий особняк, толстые стены которого под сенью тополей так хорошо сохраняли прохладу в летний зной.

Следователь поднялся по узкой бетонной лестнице на третий этаж, открыл ключом свой кабинет. Здесь сидели уже по одному, и Кауш впервые в жизни оказался хозяином хотя и небольшого, но отдельного служебного кабинета, чему он был вообще-то рад. Порой ему не хватало Балтаги, с его непосредственностью, но Николай сидел рядом, в соседнем кабинете, и к нему можно было зайти в любой момент. Он так и поступил.

Николай встретил приятеля радостно:

— С приездом, дорогой, с выходом. Ну как там, в солнечном Сухуми? «Мукузани» попил? Чудесное, скажу тебе, винцо, нашему «Каберне» не уступит. Помню, с одной московской дамой мы…