Шрифт:
И вот в один из таких дней мама вручила мне телеграмму от Миши. Я радостно вспыхнула от неожиданности. В эту минуту мне вдруг показалось, что Миши мне недоставало, и что о нем я думала часто, и он мне стал особенно дорог:
— Что с тобой? — взглянув на меня пытливо, спросила мама. — Что-нибудь неприятное?
— Нет, мама, не знаю. Миша пишет, что на днях будет здесь.
Шурик взял телеграмму, повертел в руках, повернувшись к маме, заявил:
— Я тебе говорил мама, что нашелся чудак, который хочет на нашей Нинке жениться.
— Не говори глупости, он наш друг, с чего ты это взял? — обернулась к нему мама.
— Откуда, откуда, — обиделся он. — Я все знаю, вот увидишь, иначе бы он телеграмму прислал папе и тебе.
— Ну что ж, если так, то выдадим замуж, а то видишь, наша Нина засиделась в девках, — как-то грустно пошутила мама, и когда Шура вышел, добавила: — А я думала, что твоя главная цель — это учеба. Я хотела видеть тебя человеком независимым, образованным, а с замужеством, Нинок, не торопись, это ты всегда успеешь. Поверь мне.
— Зачем, родная, ты мне это говоришь? Я не выйду замуж до тех пор, пока не закончу институт.
Я поняла в эту минуту, сколько затаенной боли было у нее в душе, оттого что она в эти страшные годы, прошедшие через нее, не смогла получить то образование, которое хотела, и теперь она жаждала, чтобы мы восполнили этот пробел в ее жизни.
В этот момент в окно влетела Мария:
— Ты что, замуж, что ли, собираешься? Шура уже успел мне насплетничать.
Но увидев грустное лицо мамы, она присела возле нее:
— Софья Ивановна, и вы поверили ей? Да ее, ей-богу, кнутом не заставишь выйти замуж, я ее знаю. Она всех любит, все ей нравятся, но замуж ни-ни. Да что вы, вот тоже, придумали себе заботу!
В это время с подоконника на пол с шумом свалились корзина, и две огромные живые рыбины зашлепали хвостами. Мы бросились ловить их и снова водворять в корзинку. Мария была страстным рыболовом.
— Это я прямо с рыбалки. Можно, — обратилась она к маме, — мы их зажарим и вечером устроим у вас общий ужин?
— О, конечно, я все сделаю до вашего возвращения, а теперь, — развеселилась мама, — вы ступайте на море.
Белые лилии
Осталось несколько дней до моего отъезда, и я с трудом мирилась с мыслью, что мне нужно расстаться с морем, с пляжем, с солнцем в самое лучшее время года, в «бархатный сезон», и поэтому, стараясь запастись как можно больше солнечной энергией, проводила на пляже весь день с утра до вечера. Загорела так, что превратилась вся в бронзовую куклу.
Усталая, как разваренная рыба, я сидела в плоскодонке, которой мягко и ловко управлял перевозчик, перевозивший нас за пятачок через канал, с пляжа на крымском берегу, как мы шутили, на нашу украинскую сторону. Мария, обладавшая неиссякаемой энергией, выскочила, чуть не опрокинув лодку, и завизжала:
— Миша! Миша!
Наш перевозчик, с трудом удержав лодку, произнес:
— Ото, як скаженна.
По дощатому настилу пристани приближались две высокие мужские фигуры в ослепительно белых кителях. От неожиданности я растерялась, не знала, что мне делать, а Мария уже болтала в воздухе ногами, повиснув на шее у Михаила, а он широко и ласково улыбался, глядя через ее плечо на меня.
— Ну ты, чурбан, что ты стоишь, как застыла, ведь рада, знаю, что рада, — звенел голос Марии. Я действительно была так рада, что потеряла дар речи. Такое чувство было у меня впервые, мне казалось, что этого человека я люблю так же крепко, как мать, отца и брата, как будто он член нашей семьи.
Когда все успокоились, Михаил представил нам своего товарища:
— Виктор, мой друг, прошу любить и жаловать — известный альпинист. Нам показалось немного смешно: красивый сероглазый верзила в морской форме с огромным крабом на морской фуражке, и вдруг — известный альпинист, к тому же он тоже стоял, как будто растерянный от такой бурной встречи.
Когда мы шли мимо парохода, с которого они сошли, я вспомнила, что видела, как он приблизительно часа полтора тому назад приближался к пристани, но не обратила на него внимания — мало ли их здесь проходит. Михаил крикнул стоявшему на палубе товарищу:
— Спиридоныч, спустите цветы.
И огромный букет роскошных белых лилий плавно был спущен первым помощником капитана.
Второй курс
За время нашего отсутствия на практике Аннушкину семью переселили на Малую Димитровку, где в старинном, когда-то роскошном особняке им дали две большие комнаты, окна которых открывались, как двери, прямо на маленькие, красиво зарешеченные балкончики. На этом этаже жили еще четыре семьи. Здесь, жила элита: двое военных с семьями, два артиста Театра сатиры, занимавшие тоже по комнате, с общим для всех туалетом, с общей ванной, с общей кухней в огромной когда-то прихожей.