Как следует из приведенных примеров, семьи верхушки малороссийского дворянства, представители которых учились в немецких университетах в середине XVIII в., и чей список далеко не исчерпывается приведенными фамилиями, были объединены не только общей служебной деятельностью, но и родственными связями. Без излишней натяжки можно было бы говорить о существовании в кругу малороссийского дворянства определенной интеллектуальной среды, заинтересованной в приобщении к университетскому образованию. Причем интересы этой среды, и следовательно, цель получения образования состояли не только в пользе для служебной карьеры, но и в развитии научно-просветительской деятельности, о чем говорят другие примеры, в которых малороссийские юноши после окончания университетов стремились к продолжению ученой карьеры.

Их путь в науку, как правило, начинался в Киевской академии, переживавшей тогда пору расцвета. Традицию ученых связей Киевской академии с немецкими университетами — традицию новую, которой, как упоминалось, еще не существовало в XVII — начале XVIII в. — заложил здесь известный филолог и богослов С. Тодорский. Сын казака Переяславского полка, Симеон (в иночестве Симон) Тодорский, согласно его собственноручно написанной биографии, с 1718 по 1727 г. учился в Киевской академии. После окончания учебы он направился в Петербург, а затем в Ревель, где с паспортом, выданным в местной канцелярии, «отъехал за море в Академию Галлы Магдебургския». На богословский факультет университета Галле, как показывают матрикулы, Тодорский, действительно, поступил 13 июня 1729 г. Здесь молодой бурсак попал под несомненное влияние А. Г. Франке, с которым позднее поддерживал контакты из России, а также профессора-ориенталиста Г. Михаэлиса (впоследствии, учителя А. Л. Шлёцера в Гёттингене), у которого Тодорский учился греческому, еврейскому и «прочим восточным языкам» (среди них он в совершенстве овладел сирийским, халдейским и арабским). Проведя в Галле шесть лет, Тодорский затем полтора года скитался по Европе «между Езуитами», был «позван от Греков для некия их церковныя нужды» и еще полтора года провел учителем при греческой церкви в Венгрии, после чего в 1738 г. вернулся в Киев [272] .

Здесь он был назначен Академией учителем по классу греческого языка. Тодорский внес свежую струю в преподавание иностранных языков, первым в Киеве начав преподавание немецкого и древнееврейского. Образованный монах-эрудит, он быстро обратил на себя внимание в столице и был приглашен в 1742 г. на место законоучителя для наследника престола, великого князя Петра Федоровича и его супруги великой княгини Екатерины Алексеевны. Именно Тодорский готовил будущую Екатерину II к принятию православия и был первым ее духовником. Уже вскоре после переезда в Петербург началось его восхождение по церковной иерархии: в 1743 г. его назначили членом Св. Синода и архимандритом костромского Ипатьевского монастыря, затем епископом Костромским, а с 1748 г. — архиепископом Псковским и Нарвским (эту же кафедру до него занимал Феофан Прокопович). В деятельности Тодорского заметно влияние просветительских идей, вынесенных им из Галле: особенно это проявилось в его проповедях, издававшихся большими тиражами и получавших в середине XVIII в. широкое распространение, а также в труде по исправлению церковнославянского перевода Библии, предпринятом по указу императрицы Елизаветы Петровны. Известны два перевода Тодорским сочинений Арндта, что также связывает его с галлеской школой (как мы помним, еще в начале XVIII в. Франке старался заинтересовать переводами этих сочинений на русский язык посещавших Галле деятелей Великого посольства).

Вскоре после возвращения Тодорского в Киев университет Галле посетили еще несколько студентов из Малороссии, поступавших на богословский факультет, что для русских студентов, в целом, было весьма нехарактерно. Немецкий историк Э. Винтер видит в них прямых учеников Тодорского, воспитанных им в духе уважения перед школой богословия в Галле и решивших продолжать там учебу [273] . С большей достоверностью можно назвать другого ученика Тодорского, получившего образование в Германии — Ивана Андреевича Полетику.

Родившись в дворянской, но не самой богатой семье значкового товарища Лубенского полка, Иван Полетика вместе с братом Григорием с 1737 г. учился за счет отца в Киевской академии. Поскольку о Григории Полетике, писателе, переводчике и общественном деятеле XVIII века, известно, что он уже из Академии вынес знание немецкого, греческого и еврейского языков, а значит, несомненно посещал класс Тодорского, то вероятно, что рядом с ним учился и его брат Иван. В 1746 г., когда срок обучения в Академии истек, оба брата искали «случая к продолжению высших наук». Григорий для этого отправился в Петербург, где поступил в ученики гимназии при Академии наук [274] . А Иван в октябре того же года оказался в Кильском университете, куда он, согласно матрикулам, поступил одновременно с В. Н. Ханенко. Естественно предположить, что, приехав в Петербург вместе с братом, И. А. Полетика нашел путь к дому своего земляка, генерального хорунжего Н. Д. Ханенко и получил возможность сопровождать его сына в Голштинию.

Учеба Полетики на медицинском факультете Кильского университета длилась четыре года. Как и Ханенко, он не был ею полностью доволен, что по возвращении в Россию указал в своем обращении в Медицинскую канцелярию, прося «для большего утверждения в той науке принять его в Санкт-Петербургский генеральный сухопутный госпиталь слушать медицинские лекционы на своем коште, но на казенной квартире» [275] . Его просьба была удовлетворена и в самом конце 1750 г. Полетику приняли в студенты при госпитале, однако оказалось, что новыми лекциями он доволен еще менее, чем старыми. Желая получить степень доктора медицины, Полетика вновь выехал за границу, где в 1752–1754 гг. был студентом Лейденского университета, и 27 июня 1754 г. защитил там диссертацию о наследственных болезнях («De morbis haereditariis»).

В том же году Полетика вновь отправился в Голштинию (возможно, по приглашению В. Н. Ханенко, который как раз тогда служил в гвардейском полку в Киле). И здесь, впервые в истории русского студенчества за границей, произошло редкое, особенно для XVIII века, событие: Кильский университет, приняв во внимание многолетнюю учебу Полетики и его квалификацию, удостоверенную защитой диссертации, пригласил его занять одну из профессорских кафедр. Полетика, таким образом, оказался первым русским профессором, преподававшем в немецком университете. Его избрание университетом было затем утверждено великим князем Петром Федоровичем как правящим герцогом Голштинским. В этом смысле стоит, конечно, обратить внимание на особые отношения Голштинии к России в 1750-е гг.: поскольку ее герцог одновременно являлся наследником российского престола и жил в Петербурге, то и в Киле на различных должностях присутствовало немалое число русских, поэтому появление здесь и русского профессора не выглядит столь уж неожиданным.

В Кильском университете Полетика читал лекции в 1754–1756 гг., а затем, «наскучив по родине», 8 июня 1756 г. получил отставку и вернулся в Петербург [276] . Из уважения к его познаниям он был освобожден здесь от экзамена на получение права практики в России и вскоре после возвращения назначен директором Петербургского сухопутного госпиталя. Служба Полетики, как и многих других россиян, учившихся за границей, не проходила гладко: за утверждение новых идей, вынесенных из Европы, ему отплачивали интригами и доносами. Окончил же Полетика жизнь в родной Малороссии, карантинным врачом Киевской губернии, где успешно боролся с чумой, прослужив в последней должности около 20 лет.