Шрифт:
По-видимому, Великий Романист заметил, как мы удручены.
— Идемте в дом, — предложил он. — Жена угостит вас чашкой чая.
Несколькими мгновениями позже мы напрочь забыли о наших горестях, оказавшись в обществе одной из самых очаровательных хозяек, с которыми нам когда-либо доводилось встречаться.
Мы пристроились на низеньком табурете рядом с Этелиндой Афтерсот, которая со свойственной ей грацией восседала за чайным столиком.
— Итак, вы хотите узнать о методах моей работы? — сказала она, наливая горячий чай нам на ноги.
— Хотим, — ответили мы и достали блокнот, понемногу обретая былой энтузиазм. Мы не возражаем, когда нас обливают горячим чаем, лишь бы обращались с нами по-человечески. — Не расскажете ли вы нам, — продолжали мы, — какой метод вы предпочитаете, приступая к роману?
— Я всегда начинаю с изучения, — сообщила Этелинда Афтерсот.
— Изучения? — переспросили мы.
— Да, я имею в виду изучение реальных событий. Возьмем, например, мой роман «Из жизни прачки»… еще чаю?
— Нет-нет, — сказали мы.
— Так вот, чтобы написать эту книгу, я сначала два года отработала в прачечной.
— Два года! — воскликнули мы. — Но зачем?
— Чтобы погрузиться в атмосферу.
— В атмосферу пара?
— О нет, — ответила миссис Афтерсот. — С паром я разбиралась отдельно. Прошла курс по пару в технической школе.
— Как такое может быть? — спросили мы, и наше сердце вновь упало. — Разве нужно было все это делать?
— А разве можно по-другому? Мой роман начинается — вы, конечно же, помните — со сцены в котельной. Еще чаю?
— Да, — сказали мы, убирая ноги. — Нет… спасибо.
— Полагаю, тогда вам ясно, что начинать надо было непременно с описания устройства бойлера.
Мы кивнули.
— Великолепная задумка.
— Моя жена, — прервал нас Великий Романист — на колени ему пристроила голову здоровенная датская гончая, которую он кормил тостом с маслом, не забывая при этом приводить в порядок набор насадок для ловли форели внахлест. — Моя жена — великая труженица.
— Вы всегда пользуетесь этим методом? — поинтересовались мы.
— Всегда. Прежде чем родилась «Вязальщица Фредерика», — я полгода проработала на вязальной фабрике. А чтобы написать «Из грязи», пришлось много месяцев исследовать предмет.
— Какой предмет?
— Грязь, ил, глину. Я училась работать с ней. Согласитесь, чтобы написать такую книгу, необходимо отлично разбираться в грязи — во всех ее проявлениях.
— Какой роман вы задумываете сейчас? — допытывались мы.
— Моя новая книга, — провозгласила мадам Романистка, — будет посвящена…чаю?.. маринованию — совершенно новая область.
— Потрясающая область, — пробормотали мы.
— И абсолютно новая. Некоторые наши авторы посвятили свое творчество бойне. В Англии прекрасно освещено производство джема. Но, насколько я помню, никто пока не обратил внимания на маринады. Надеюсь, мне удастся, — добавила Этелинда Афтерсот со свойственной ей скромностью, — создать первый цикл маринадных романов, посвященный судьбе семьи, занимающейся маринованием на протяжении четырех или пяти поколений.
— Четырех или пяти! — с энтузиазмом воскликнули мы. — Пусть лучше будет десять. А планируете ли вы написать что-то после этого?
— Несомненно, — рассмеялась Романистка. — Я всегда планирую далеко вперед. Я собираюсь заняться изучением жизни в исправительном доме.
— Изнутри? — Мы поежились.
— Конечно. Мне придется отправиться в тюрьму на два-три года.
— Но как вы туда попадете? — спросили мы, потрясенные спокойной решимостью этой хрупкой женщины.
— Я потребую этого по праву, — спокойно ответила она. — Во главе отряда пылающих энтузиазмом женщин я приду к сильным мира сего и потребую, чтобы меня заключили в тюрьму. Уверена, учитывая мои заслуги, мне не откажут.
— Безусловно, — поддержали мы.
И поднялись уходить.
Супруги-романисты тепло простились с нами. Мистер Афтерсот даже проводил нас до двери и любезно указал короткий путь через пасеку и лужайку, где паслись быки, прямо на большак.