Очередная задача, стоявшая сейчас перед нами, заключалась в том, чтобы, с одной стороны, не дать поставить себя на колени, избежать позора капитуляции, а, с другой стороны, не дать повода Временному правительству использовать данный конфликт в целях вооруженного разгрома Кронштадта. Прогноз Владимира Ильича оказался как нельзя более справедливым. Временное правительство действительно попыталось поставить нас на колени. Первая ласточка не заставила себя долго ждать.

В ближайшее воскресенье, 21 мая, мы но телефону получили извещение, что из Питера к нам едет делегация Петросовета. В назначенный час почти все члены Кронштадтского исполкома и президиума были на пристани. Слух о приезде питерских гостей быстро распространился по всему городу, и к моменту прибытия парохода большая толпа сосредоточилась на Петроградской пристани. За недостатком мест наиболее предприимчивые зрители влезли на фонари.

Не зная намерений нежданных гостей, мы встретили их без речей. В составе петроградской делегации были Чхеидзе, Гоц, Анисимов, Вербо и другие меньшевики и эсеры [83] . Познакомившись с ними, мы повели их в Кронштадтский Совет. Приезжие меньшевики и эсеры имели достаточно такта, чтобы сразу не показать своей политической вражды. Они играли роль беспристрастных зрителей, приехавших в Кронштадт с целью объективного изучения создавшейся у нас политической обстановки.

Почти все члены исполкома, телефонограммами вызванные в Совет, явились па заседание. Взяв слово, Чхеидзе прежде всего приветствовал исполком Кронштадтского Совета и заявил, что их делегация приехала исключительно в целях товарищеской информации. Председатель исполкома Ламанов подробно изложил фактическую сторону событий последних дней. Чхеидзе внимательно слушал его, широко раскрыв свои большие немигающие глаза, и от времени до времени глубокомысленно кивал головой. В общем, на заседании исполкома был в полной мере соблюден тон взаимной корректности. Зато политические страсти приехавших делегатов заметно разнуздались на заседании Совета, которое происходило тотчас после исполкома. Чхеидзе по-прежнему выдерживал старый тон любезности и комплиментов. Но этот искусственный, натянутый тон совершенно прорвался во время выступления эсера Гоца. Не лишенный темперамента оратор, он не сдержался и в своей речи позволил себе резкие выпады по нашему адресу. Конечно, его антибольшевистские нападки не имели никакого успеха, на, тем не менее, этим был нарушен тот характер отношений, который пытался установить Чхеидзе, игравший роль доброго дядюшки. В результате приезд петросоветских гостей не принес ничего существенного и ни в какой степени не разрешил конфликта, возникшего между Кронштадтским Советом в Временным правительством. По-видимому, делегаты не имели никаких полномочий. Они приезжали только для информации.

Это была первая глубокая разведка Временного правительства. Вслед за этим пробным шагом им были предприняты другие шаги. В один прекрасный день к нам без всякого предупреждения совершенно неожиданно приехали министр почт и телеграфа И. Г. Церетели и министр труда М. И. Скобелев [84] . На экстренном заседавши исполкома, созванном по поводу их приезда, Церетели заявил, что он и Скобелев командированы Временным правительством со специальным поручением добиться определенного соглашения с Кронштадтским Советом.

Тут же он задал нашему исполкому от имени Временного правительства четыре следующих вопроса:

1) об отношении к центральной власти,

2) о правительственном комиссаре,

3) об органах самоуправления и суда,

4) об арестованных офицерах.

Всю ночь напролет, не смыкая глаз, мы вели разговор со Скобелевым и Церетели. По первому пункту мы сразу заявили, что признаем Временное правительство и до тех пор, пока оно существует, считаем его распоряжения столь же распространяющимися на Кронштадт, как и на вею Россию. Конечно, мы признаем Временное правительство и подчиняемся ему скрепя сердце, только по необходимости. Вместе с этим мы заявили, что мы решительно не доверяем Временному правительству и сохраняем за собой право критики. Мы подчеркнули, что будем вести борьбу за то, чтобы по всей России вся полнота политической власти перешла в руки Советов. Церетели и Скобелев удовлетворились этим ответом, заявив, что самым главным для них является наше признание Временного правительства и подчинение его приказаниям, а доверие или недоверие Временному правительству является нашим частным делом. По вопросу о комиссаре между членами Кронштадтского исполкома и представителями Временного правительства разгорелись самые ожесточенные споры. Министры — «социалисты» горячо настаивали на обязательности порядка назначения правительственного комиссара.

— Временное правительство должно иметь в Кронштадте своего человека, которого оно знает, — в один голос заявили Скобелев и Церетели. Но мы настаивали на том, чтобы во главе гражданской администрации Кронштадта стояло лицо, облеченное доверием Кронштадтского Совета, избранное им самим.

После прений, в которых принимали участие наиболее видные члены исполкома и представителя всех фракций, была избрана специальная комиссия для составления текста соглашения. В эту комиссию, между прочим, вошли Рошаль и я. Поздно ночью (так как заседание исполкома долго затянулось) мы собрались в одном из офицерских флигелей и принялись обсуждать проект соглашения. Я сел за письменный стол. Скобелев развалился на кушетке. Церетели нервно прогуливался но комнате. Я писал, а делегаты Временного правительства от времени до времени вставляли в мой текст те или иные поправки; иногда на ночью разногласий между нами возникали ожесточенные прения, по, в общем, по большинству вопросов удалось прийти к соглашению.

Относительно комиссара Временного правительства было решено, что он не будет назначаться из Петрограда, а должен выбираться Кронштадтским Советом и утверждаться Временным правительством; точно так же в своей деятельности он был обязан подчиняться распоряжениям Временного правительства и беспрекословно проводить их в жизнь. При обсуждении этого вопроса делегаты Временного правительства высказывали опасения, что выборный комиссар будет нарушать предписания центральной власти в случае его несогласия. «Например, если выборным комиссаром окажется большевик, то ведь он будет проводить свою партийную политику?» — вопрошал нас Церетели. Мы ответили, что большевик, разумеется, не может принять на себя данный пост ввиду его полного несогласия с политикой Временного правительства. Таким образом, факт избрания большевика был исключен. Это сразу значительно успокоило не в меру волновавшегося Церетели и создало почву для соглашения по данному вопросу.

— Сделайте красивый жест, — красноречиво уговаривал Церетели, — переведите арестованных офицеров в Петроград, и вы этим вырвете почву из-под ног буржуазных клеветников, распространяющих ужасы о кронштадтских тюрьмах.

Церетели упорно добивался их освобождения, но это было для нас неприемлемо. Тогда Церетели и Скобелев попробовали провести решение этого вопроса в желательном для себя смысле под флагом их перевода в одну из питерских тюрем. Они обещали, что в Петрограде над ними будут произведены следствие и суд. По третьему пункту между нами и министрами никаких разногласий не вышло, так как мы ответили, что в настоящее время не предполагаем вносить изменения в систему организации судов и органов самоуправления как учреждений общегосударственных.