— Так называемые Витебские ворота вы держали?

— Вообще-то в историю Отечественной они вошли как Суражские ворота. Но это не суть важно.

— Четвертая ударная часто пользовалась разрывом в линии немецкого фронта, снабжала партизан, принимала раненых, вы засылали своих ребят во вражеский тыл…

— Все верно. Но ведь тебе, надо полагать, требуется не то, что теперь известно всем, поконкретней что-нибудь? Память свою не назову идеальной.

— Ничего, может, вспомнишь что-то. Перекусим и зайдем ко мне, покажу пару бумажек. Так и так вместе придется работать с этими документами.

…Шифровку из Аджарии Николай Борисович прочитал с должным вниманием. Протирая платком голый череп, спросил:

— И что?

— Мидюшко, Алтынов… Тебе ничего не напоминают эти имена?

— Абсолютно.

— А номер карательного батальона — шестьсот двадцать четвертый?

— Этих карательных вокруг партизанских зон было, что блох на бездомной собаке… Погоди-ка… — Орлов вернулся к аджарской шифровке. — Мидюшко… В Витебске выпускалась фашистская газетенка на русском языке. Фамилия редактора врезалась в память — Брандт, изменник из обрусевших немцев. Много мы с ним повозились. Константина Егоровича бы… Я тогда так, на подхвате у таких, как Константин Егорович…

— Кто это — Константин Егорович?

Орлов скосил голову, по-птичьи посмотрел на Дальнова и осуждающе вздохнул:

— Коротка у нас память на мертвых. Лишь по особым датам вспоминаем, да и то не всех… Яковлев это. Тот, что в двадцатых годах здесь, в Екатеринбургской ЧК, работал. Подожди минуту, попробую сосредоточиться.

Орлов облокотился о стол, приложил ладонь ко лбу, но тут же резко выпрямился и напряженно замер. Болезненно морщась, стал дергать пальцы до хруста в суставах. Павел Никифорович знал: если Орлов терзает пальцы, значит, его ударила боль у позвонка. В окаменевшей позе Орлов перетерпел приступ, от дальновского укоризненного покачивания головой отмахнулся.

Дальнов, показывая глазами на диван, все же сказал:

— Полежал бы.

Орлов невесело усмехнулся — байку вспомнил:

— «Работать шибко охота, пойду полежу, может, пройдет»… Ладно, прошло уже.

Нашарил в кармане аптечную упаковку, кинул таблетку в рот. Полузакрыв глаза, пальцами, как ухватом, прихватил голову и, потирая виски, силился что-нибудь вспомнить. Напрягая память, увидел деревушку на берегу речки, в огороде землянки с перекрытием в четыре наката. В ближней к домам жили они с Константином Егоровичем все месяцы обороны. Как же называлась речушка? Усвяча? Нет. Усвячу запомнил потому, что неподалеку был райцентр Усвяты, где в медсанбате залечивал первую рану. Этот ручей, кажется, впадал в нее, Усвячу. Ладно, бог с ним, названием…

«Не вернулся с задания…» Это сообщение из партизанской бригады о Константине Егоровиче Яковлеве. Его перевели туда зимой, сдается, в декабре сорок второго… Нет, раньше. Брандта ликвидировали в ноябре, а эту операцию он готовил, Константин Егорович. Когда же всплыла фамилия Мидюшко? В июле, когда Яковлев ходил в Витебск на встречу с Брандтом, или после ликвидации этого немецкого прихвостня? И вообще — Мидюшко ли? Говорили тогда о каком-то приятеле Брандта из карателей. Как его фамилия… Мидюшко? О, черт… Похоже что-то, но вроде не Мидюшко…

Оторвал руку от лба, выпятив губу, стал медленно поматывать головой.

— Нет, Павел, ничем не могу зацепиться за твоего Мидюшко. Если бы какой фронтовой блокнотик… Но сам понимаешь, личных записей не вели, армия расформирована. Да и не документировали мы подобные вещи, а если что документировали, то бумаги уничтожили потом. В партизанские архивы забираться надо… Мидюшко… Зудит, а вот… — Николай Борисович умолк, озадаченно вскинул голову на Дальнова. — Если бы я убежденно сказал, что Мидюшко приятель Брандта, то — что?

— Тебе ли объяснять, что в нашем деле каждая мелочь — божий дар. Брандт мертв, но не исключено, что живо его окружение. Кто-то еще помимо его мог встречаться с Мидюшко.

— Это уже не мелочь. Покопаюсь в памяти… Про Турцию не думал? Центр зашевелился, услышав сигнал о нем. Может, в Турции его пощупать?

— А есть он там, Мидюшко этот? — раздраженно спросил Дальнов. — Информация, что он в Трабзоне, исходит от Алтынова. Из песка, слюнями слеплена.

— Как считаешь, Алтынова — рано?

— Узнать надо, что Новоселов привез. С пустыми руками погодим брать. Со стороны посмотрим.

В три тридцать пополудни, как и было велено, Юрий Новоселов был в кабинете подполковника Дальнова.

— Садись, Юрий Максимович. Привез что-нибудь?

— Не разобрал пока, Павел Никифорович. Вроде бы ничего существенного, и вроде не зря съездил.

— Для нас Сомов что-нибудь дал?

— Пищу для размышлений.